Даниэла Стил - Голубоглазый юноша [litres]

– На днях прилечу, – серьезно пообещала Джинни, хотя обе знали, что этого не случится, помешает очередное задание. – Ты-то как? – спросила она сестру. Она слышала голоса детей. У Бекки за целый день не было ни одной минутки для себя.

– Отлично. Перед Рождеством всегда кавардак, дети дома, спасу от них нет! Мы планировали взять их кататься на лыжах, но я не хочу бросать папу, так что девочки поедут с друзьями, а у Чарли новая подружка, его от нее не оторвать, и он в восторге, что мы не едем. Ему поступать в колледж, я все праздники с него не слезу!

От мысли, что племянник уже поступает в колледж, Джинни вздрогнула: как, оказывается, быстро бежит время!

– Ушам своим не верю!

– Я тоже. Марджи в январе шестнадцать, Лиззи вот-вот исполнится тринадцать. Куда сбежала от меня моя жизнь? В июне будет двадцать лет, как мы с Аланом женаты. Впечатляет, правда?

Джинни молча кивнула, размышляя. Она помнила их свадьбу, словно это было вчера. Она, шестнадцатилетняя, исполняла роль подружки невесты.

– Еще как впечатляет! Не верится, что тебе сорок, а мне тридцать шесть. В прошлый раз, помню, тебе было четырнадцать, и ты носила брекеты, а мне вообще десять!

Обе заулыбались от воспоминаний. Потом вернулся с работы Алан, и Бекки сказала, что ей пора.

– Бегу кормить его ужином. Непременно что-нибудь сожгу! Некоторые вещи не меняются: я по-прежнему никудышная кухарка. Слава богу, в Рождество мы ужинаем у свекрови. Никогда больше не прикоснусь к индейке! День Благодарения едва меня не добил.

Они были настоящей американской семьей, им было присуще все то, чего не было в Джинни.

Бекки всегда делала то, чего от нее ждали. Еще учась в колледже, она вышла замуж за школьного друга. После выпуска они с помощью родителей купили дом в Пасадене. Теперь у них было трое чудесных детей, она была образцовой мамой. Она возглавляла школьный родительский комитет, состояла вместе с сыном в «каб-скаутах», записала дочерей во все возможные кружки, помогала им с домашними заданиями, замечательно содержала дом, была превосходной женой для Алана. У них был крепкий брак, а теперь она еще и заботилась об отце, пока Джинни металась по миру, от войны к войне, от одного разоренного района к другому, пытаясь врачевать раны человечества.

Контраст между сестрами стал теперь гораздо ярче, чем когда-либо прежде, что не мешало им друг друга уважать и любить. И все же старшей сестре было трудно понять жизненный путь, избранный в последние годы младшей. Она знала причины этого выбора, однако реакция Джинни казалась и ей, и Алану чрезмерной. Они оба надеялись, что Джинни бросит скитаться, вернется домой и заживет нормальной жизнью. Несмотря на все происшедшее, они думали, что пора уже пришла, иначе Джинни окончательно изменится, станет им чужой. Бекки боялась, что процесс уже не остановить, хоть и восхищалась делом сестры. Оба чувствовали, опасаясь за ее жизнь, что ей надо, пока не поздно, покончить с каждодневным риском. Бекки была уверена, что Джинни наказывает себя, но всему должен быть предел! Как ни благородно все это звучало, двух с половиной лет в диких углах, вроде Афганистана, должно было хватить с лихвой. Ей и Алану нелегко было представить, чем Джинни там занимается. Бекки помалкивала, не желая давить на младшую сестру, но ей требовалась ее помощь в уходе за отцом. Джинни сбегала на край света, и все трудные решения, все тяжелые моменты ложились на плечи Бекки. Джинни уехала до того, как их отец стал ускоренно сдавать, и совершенно не участвовала в жизни семьи.

– Я позвоню тебе завтра, – пообещала Бекки, прежде чем повесить трубку.

Обе знали, что завтрашний день будет нелегким: это была годовщина кардинальной перемены в жизни Джинни, когда в один миг исчезло все, чем она дорожила. Каждый год она мечтала забыть об этом дне или проспать его, но где там! Вот и этой ночью Джинни не могла сомкнуть глаз, снова и снова прокручивая в голове роковую пленку, как делала всегда, мысленно перебирая несостоявшиеся варианты развития событий, гадая, почему случилось так, а не иначе, как следовало поступить вместо того, как она поступила на самом деле… Но всякий раз получалось одно и то же: она оставалась одна, Марк и Крис гибли.

Они с мужем отправились справлять Рождество к друзьям. До праздника оставалось два дня. Обещали детей и Санта-Клауса, поэтому они взяли с собой Кристофера. Джинни не видела сделанных в тот вечер фотографий; Бекки тоже тяжело было смотреть на Кристофера на коленях у Санты, когда она собирала для сестры эти снимки, детские альбомы Криса, их с Марком свадебные фотографии. Теперь все это лежало в коробках, которые Джинни так и не открыла, свалив во второй, неиспользуемой спальне своей нью-йоркской квартиры. Джинни не знала, что прислала Бекки в качестве реликвий ее прошлой жизни, потому что ей не хватало духу взять их в руки.