Алексей Стахеев - Давай навечно оставим сияние в небе

А я тоже ночью не подозревал,
Что начну царапать без разметки листик.
Я бы засмеялся, кто бы мне сказал:
«Ты поэт своей никчёмной жизни!»

Я беру поэта как творца,
Как художника, который вместо красок
Любит рифмы едкого словца
И который знает — мир ужасен.

Я пишу это тайно, не открывай двери.
Мне не выдержать натиска.
Ты, наверно, не сможешь во всё поверить,
Но моя жизнь к чертам в ад катится.

Опять эта осень-зима холодами
Сжигает душу.
Но я потерплю, плед натяну,
Пусть музыка плейлистами
Меня задушит…

Помнишь, я писал про окно?
Так вот, лучше броситься.
Не смотреть на тебя день за днём.
Изучая каждый сантиметр твоего лица,
Мои губы мечтали оказаться на нём.

Ты скрываешь или действительно
На всё то, что между, плевать?
Аметисты-мечты рассыпались,
Когда снова я лёг в кровать.

Снова лёг один на бетонную…
Без спокойных твоих ночей…
Я в себе вырыл яму бездонную
Из ужасных, гневных речей.

Мне всё высказать до ужаса страшно.
Страшно знать, что не нужен буду.
Было б время как манная каша,
Я б размазал его по блюду
В надежде на то, что так больше.
Да, больше, жаль, все лишь кажется.
Ты оставила из до боли маленькой порции
Только жалкую горстку кашицы.

Каждая наша встреча — страх,
Каждое наше слово — боль.
Я снова увидел в твоих глазах
Не угаснувшую любовь.

В день повёрнутой бесконечности
В роковых дверях…
Ты стояла на краю пропасти,
А я — на разгорающихся углях.

Натянув тетиву, без разбора
Я стрелял по всем наугад
И не ведал, куда полетят
Мои стрелы, ждущие крова.

Я влюбился в мысль, в мечту, в осознание
Того, что любят меня.
И поверь мне, сквозь год ожидания
Я понял — так делать нельзя.

Но стрелы не знали, в кого их стреляли,
В полёте кричали «Прости!»
Последовал выстрел… кажется, ранил,
А может быть вовсе убил.

Та же кофейня, тот же столик,
Те же два стаканчика кофе.
Я принял сильнодействующий наркотик
В перемешку с душевной болью.

Та же кофейня, те же взгляды,
Чувства, однако, иные.
Ромео… Джульетта… Флакончик с ядом,
А мы? А мы не такие.

Та же кофейня, то же время,
Тоже бежать скоро нужно.
Мне вечно, наверно, нести это бремя,
Что я кому-нибудь нужен.

Та же кофейня, та же напротив,
Тоже душу свою изливаю.
Прости, что мы сели за этот столик,
Прости меня, дорогая…

Почему ты такая красивая?
От чего я начал было думать, что не моя?
Часто кажется, небо синее
Звёздной россыпью рисует тебя.

Да, на свете такие люди, с которыми сложно,
Бывают именно теми людьми,
Без которых прожить невозможно.
Я люблю тебя… любишь ли ты?

Остерегайся таких, как я,
Кто направит тебя на распутье,
Кто утешит и будет рядом
В тяжёлые эти минуты.

Да, всё плохо до невозможности.
Нет, не буду искать другую.
В моих криках скандальной повести
Мне вовек не сыскать такую.

Я хочу, чтобы ты изменилась;
Эгоист, тиран, идиот,
Я не спорю, но мне приснилось,
Как в море
Наш корабль плывёт.

Я стал взрослым чересчур рано,
Может, потому что рос без отца.
Он как антипример, как рана
В наших твёрдых, как камень, сердцах.

Обожаю антипримеры,
Они словно закон: «Так нельзя!»
То есть всё остальное делай,
А вот что, решай уже сам.

Я решил, что любовь — это жертва.
Огромная жертва собою,
Но она состоит из мелких:
Временем, трудом, здоровьем.

И если к жертвам ты не готов,
То ты не готов и к любви.
Есть огромное множество слов,
Своё чувство так и зови,

Но не любовь… а, я вспомнил,
Ты мне не говорила «люблю».
Ты говорила всё, что угодно,
И не держала клятву свою.

«Вы помните, вы всё, конечно, помните,
Как я стоял, приблизившись к стене…»
Вот только не ходил никто по комнате,
Хоть слышно было в полутьме,

Как я растрачивал себя в скандалах,
Как упрекал тебя, а ты молчала.
Ты соглашалась с каждым словом, ты всё знала,
И в то же время ты себя не понимала.