Беверли Кендалл - Ловушка

— Когда ты собираешься рассказать маме?

Если бы было можно, то никогда.

— Скоро, наверное. Ей понадобится время на то, чтобы свыкнуться. — Фигурально и буквально.

Не поймите меня неправильно, у меня фантастическая мама, и именно поэтому мне будет трудно ей рассказать. Она такая, что будет из кожи вон лезть, чтобы помочь мне и своему внуку. С улыбкой на лице. Поэтому она попытается скрыть от меня своё глубокое разочарование. Может, я технически и взрослая, но для неё я остаюсь дочерью-подростком, всё ещё живущая дома и не имеющая права напиться, потому что недостаточно выросла. Я её ребёнок.

— Эй, ты везунчик. Твоя мама хотя бы не похожа на мою. Моя бы просто взбесилась. Ты можешь представить Маргарет Джин Бэнкрофт, объясняющую такое своим друзьями по загородному клубу? — полушутит Эрин, выгибая идеально выщипанную бровь.

Моя подруга в основном обращается к матери по имени. Они хорошо практикуют несемейные отношения. Миссис Бэнкрофт критикует всё, что делает её дочь — чему я была свидетелем бесчисленное количество раз за прошедшие годы, — а Эрин перестала пытаться ей угодить. Так и продолжается с тех пор, как Эрин исполнилось двенадцать, и не скажешь, что в ближайшее время что-нибудь поменяется.

— Да, я в курсе, просто мне кажется, что она будет раздавлена. Я почему-то знаю, что она станет винить себя и гадать, где меня упустила, — говорю слабым, подавленным голосом.

Эрин и сама знает мою маму достаточно хорошо, чтобы понимать, что это правда, поэтому она просто кивает.

— И когда вы собираетесь нормально поговорить о том, что будет дальше?

— Не знаю. Завтра, наверное. — Надеюсь. Я позвоню Митчу вечером и посмотрю, стал ли он более восприимчивым и готовым поговорить. Понятия не имею, что буду делать, если он решит вернуться в Нью-Йорк осенью. И ещё этот футбольный лагерь через четыре недели.

— Ты скажешь ему?.. — она не произносит этого вслух, просто многозначительно смотрит на меня, и её взгляд сравним с обвиняюще указывающим пальцем.

Единственный звук слышный в комнате — шелест моих волос, когда я энергично качаю головой.

— Никогда? — тихо спрашивает она. Слишком тихо. Сейчас в её голосе больше порицания.

— Какой в этом смысл? Я уже беременна. — К тому же тогда у Митча появится причина винить меня. И ненавидеть.

Она неторопливо кивает, но по выражению её лица становится ясно, что она со мной не согласна. В её глазах я умалчиваю и лгу. Мне же кажется, что это называется «не подливать масла в огонь».

Я неуютно меняю положение на кровати, но заставляю себя выдержать её взгляд.

— Ты же понимаешь, что если он узнает?.. — её голос зловеще обрывается, так что смысл предупреждения не вызывает сомнений.

От одной мысли об этом моё сердце принимается быстро и тяжело стучать, отчего на секунду мне кажется, что я задыхаюсь. Медленно, глубоко вдыхаю, пытаясь сдержать поднимающуюся панику и волну вины, которая грозит поглотить меня.

— Не узнает. — Эту ошибку я унесу с собой в могилу.

На следующий день я приезжаю к Пейдж чуть раньше одиннадцати утра. Миссис Николс открывает дверь и провожает меня внутрь с огромной улыбкой и тёплыми приветствиями. Очевидно, она ещё не знает, что я обрюхатил её единственную дочь.

Когда я следую за ней от входной двери к подножию лестницы, она оглядывается через плечо и замечает:

— Посмотри, какой ты загорелый и красивый. То ли мне чудится, то ли ты ещё подрос с тех пор, как я видела тебя в прошлый раз. И, кажется, плечи стали шире. Это на тебя так университет влияет?

Пора бы уже привыкнуть к миссис Николс, но я всё равно чувствую тепло, согревшее моё лицо. Клянусь Богом, она единственная женщина, способная бросить меня в краску.

— Да, и ещё вес. Поддерживаю форму для футбола, — отзываюсь я, молясь, чтобы она прекратила сыпать комплиментами.

Одно дело, если бы она была похожа на обычную маму, но мать Пейдж из тех мам, вслед которым поворачиваются головы, где бы они не проходили. Темноволосая, голубоглазая и стройная, она более взрослая версия моей девушки. И даже не старая. Она родила Пейдж, когда ей было двадцать один, а это значит, что ей сейчас нет и сорока. Моей маме было сорок три, когда у неё родился я. Поздний ребёнок.

— Пейдж в своей комнате. Она себя нехорошо чувствует, но ты можешь подняться.

— Спасибо, миссис Николс.

Она безмятежно смеётся.

— Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты называл меня Морин? Ты же часть нашей семьи.