Рейн Миллер: Магнат

— Нет, Калеб. Я решила продать Блэкуотер потому что оно принадлежит мне, поэтому я могу его продать. Твой отец отдал его мне, и я могу делать с ним все, что посчитаю целесообразным. — Я с трудом мог в это поверить, но я видел документы, подтверждающие, что она действительно говорит правду. Интересно почему отец отдал ей Блэкуотер, на самом деле?

— Почему ты тогда скрывала от меня, что решила его продать?

— Я ничего не скрывала. Я просто выставила его на продажу и ни с кем не обсуждала. Я не думала, что оно может тебя заинтересовать, Калеб. Прошло столько лет, а ты даже не показывался там, пока не появилась Брук.

Она снова махнула рукой в их сторону, словно даровала благодать на бедных подданных, которые пришли к ней с просьбой. Меня это стало сильно раздражать.

— Не стоит так относиться к Брук. — Я едва сдерживал себя. Несмотря на то, что она так серьезно ошиблась по поводу Дженис, моя мать даже не задумывалась показать свое расположение, хотя бы доброту, по отношению к моей прекрасной жене. Поскольку это бы означало для нее пойти на уступки, и что она была неправа и изменила свое мнение, а, следовательно, она должна была признать, что находится на проигравшей стороне. Гребаная *банутая идеология, которая делает нас участниками сражения, но, к сожалению, таковы были правила ее игры,.. и они были неоспоримы. Лузеры могли получить даже в четверть меньше симпатий. У них не было второго шанса.

Дженис, например, спасла семья, но она никогда, после того дня не сможет вновь появится в высшем обществе Бостона. Она также получила бл*дь судебный запрет не приближаться к нам меньше, чем на двести футов, я был уверен, что ей крылья подрезали. Ей дали выбор — либо она соглашается покинуть страну и тогда грязное слушанье судебного дела закрывается, либо…. Сидеть в зале суда с большим количеством прессы, поджидающей ее уже на выходе, желающей сделать самые нелицеприятные фотографии, растиражировав их энергичной публике, развлечением которой было читать, как знаменитости слетают с катушек… она решила, быстро взяв под контроль свое психо-дерьмо. Дженис может быть и сумасшедшая, но она не была дурой. Она выбрала Гонконг.

Моя же мама не вняла моему предупреждающему тону, отвернулась, делая глоток из бокала.

— Я не понимаю твою суету с продажей Блэкуотер. Старинное поместье должно принести доход. Все хорошо, что хорошо кончается.

— Какого хрена, мам? — взорвался я. — Я хочу получить объяснения, и хочу получить их сейчас. — Я ударил по столу рукой. — Почему отец отдал тебе полностью Блэкуотер?

Она нахмурилась от моей бомбы, которую я на нее сбросил.

— Следи за языком, Калеб, вспомни о своем воспитании, пожалуйста.

— А как я был воспитан… мда… вот интересно, дорогая мама, потому что я не очень помню тебя рядом с собой. Папу да, конечно, но я помню только нянь и сиделок, которые купали меня, кормили, одевали, играли, делали все те нормальные вещи, которые делают мамы со своими детьми. — Мне жаль, что я спрашивал ее в такой ситуации, но мне необходимо было знать. — Почему у меня постоянно было такое чувство в течение всей моей чертовой жизни, что ты сторонилась меня, будто едва могла терпеть своего собственного сына?

— Калеб, сейчас не время и не место для подобных разговоров. — Она оглядела комнату. Братья, мои сестры, Герман и Эллен, Брук, Джеймс, мои двоюродные братья — все застыли в ожидании, готовые услышать ее ответ. Всем было неловко, это было видно по их лицам. Я, в конце концов, чувствовал то же самое. Но в данную минуту меня мало интересовало, насколько уродливой может оказаться правда, изрыгаемая прилюдно.

Чертовый колокол зазвонил. Причем слишком, мать твою, громко. И это изменило все.

— Мадлен, ты должна сказать ему правду, — сказал Герман. — JW умер, и мальчик имеет право знать.

Все глаза в комнате обратились к моему дяде, в том числе и мои, и волосы у меня на затылки зашевелились.

А земля подо мной покачнулась.

— Блядь, скажи правду, что скрывала от меня всю жизнь? — закричал я ей.

Она вздрогнула, комфортно сидя, в своем кресле.

Единственное, что удерживало меня не слететь с катушек, рука Брук, которая заботливо терла мне спину, пытаясь меня успокоить, перед тем, как я окончательно выплесну все свое дерьмо перед всеми, которые были слишком важны для меня в этом мире.

Мать выпрямила спину и потеряла свою надменность, которая обычно не сходила с ее лица. Я понял, что правду, которую она собиралась мне сказать, изменит все.