Евгения Кайдалова - Забудь меня такой

В этот момент Майе показалось, что у нее неминуемо что-то взорвется в голове. Или же она не справится с собой и растерзает это распростертое на кровати полуживое зло. Однако ни тому ни другому не дал осуществиться Карим. Быстро подойдя, он обнял женщину за плечи и заставил встать со старухиной постели.

– Идем отсюда! – решительно, как никогда прежде, заявил он. – Идем, тебе здесь больше нечего делать.

– Квартира! – обессиленно прошептала Майя в ответ. – Я должна дотерпеть до конца.

– Да не будет этому конца!

– Ну как же не будет? – шепотом продолжала женщина, как ни передергивало ее от необходимости обсуждать подобное с любимым человеком. – Вот он, уже почти конец.

Карим покачал головой.

Одновременно с его невеселым пророчеством хлопнула входная дверь. Вскоре в комнату уже торопливо семенила Мария Сергеевна, та самая соседка, к которой Майя велела сыну обращаться в случае чего.

– А, Маюша приехала! – без тени радости констатировала она.

– Да уж, приехала, – раздалось с Глафириной постели, прежде чем Майя успела поздороваться, – чуть в гроб меня не вогнала своим приездом!

– Глафира Дмитриевна! Да не может быть! – Соседка бросилась к старухе с такой подобострастностью, что Майе стало не по себе.

А у Глафиры по бороздкам между морщинами текли слезы.

– Вот, Мария Сергеевна, поглядите, до чего она дошла! Как узнала, что квартира ей не достанется, так решила хоть что-нибудь ценное отобрать напоследок. Вот, полюбуйтесь на нее!

Майя еще не успела осмыслить слова об ускользнувшей от нее квартире, когда ее наотмашь ударило обвинение в воровстве. К вящему ее ужасу, и Карим, и Мария Сергеевна смотрели на нее широко раскрытыми глазами. Направление их взгляда не оставляло сомнений, и Майя, цепенея, схватилась за шею.

Она не понимала, каким образом он мог там оказаться, но он оказался там. Кулон с оранжевыми гранатами был слишком необычным произведением искусства, чтобы спутать его с чем бы то ни было, даже на ощупь. И сейчас он лежал на груди Майи, чуть ниже подключичной ямки, там, где загорелая, гладко натянутая кожа выгодно оттеняла сияние камней.

– Это неправда! – панически вскрикнула Майя, и ее руки метнулись расстегивать замок цепочки. – Это неправда! Я ничего у нее не брала!

– Не брала ты, как же! – со слезами выдохнула Глафира. – Аж нос мне раскровенила, пока отнимала.

И она, выпростав скрюченные пальцы из-под одеяла, ткнула на пятна, оставшиеся от клюквенного морса.

– Это неправда, – как заклинание шептала Майя, которая, будучи не в состоянии расстегнуть замок, глядела на всех глазами приговоренного к смерти человека. – Карим, ты веришь, что это неправда?

– Я верю.

Он подошел к женщине, легко справился с замком, который никак не давался ее пальцам, и швырнул кулон старухе на постель.

– Вы бы лучше шли отсюда от греха подальше! – стала неожиданно наступать на них Мария Сергеевна. Черты ее лица преобразились и из приятно-безликих стали отталкивающе-бесчестными. – Что вам тут делать-то теперь? Квартира-то все равно не ваша.

– Как не наша? – еле выталкивая из горла слова, переспросила Майя. – Она же мне завещана!

– Была тебе. А теперь вот – мне.

Четвертью часа позже Карим вошел в ту комнату, где Майя сидела на полу, прислонившись к стене, и невидящим взглядом смотрела в пространство. Примостившийся рядом Никита держал мать за руку, словно боялся, что она вот-вот ускользнет от него в то четвертое измерение, где находилась теперь ее отчаявшаяся душа.

– Квартира действительно записана на нее, – тихо проговорил Карим. – Она показывала мне договор дарения: все чин чином. Теперь завещание не имеет силы.

– За что мне это? – прошептала Майя.

– Ты неправильно ставишь вопрос, – вздохнул Карим, усаживаясь на пол с другой стороны и беря ее за свободную руку. – Не за что, а для чего. Я могу ответить: для того, чтобы ты стала сильнее. А зачем еще нужны испытания?

В дверях комнаты показалась Мария Сергеевна.

– В общем, так, – решительно начала она, – делать вам тут всем больше нечего, поэтому давайте, освобождайте помещение. Я в хозяйки не сама напросилась, это Глафира Дмитриевна так порешила, когда Майя сбежала, а ее одну, больную, бросила. Да еще и ребенка на нее повесила.

Майя вскинулась возразить, но Карим сжал ее руку: любые доводы чести и рассудка здесь были уже бесполезны.

– Пока вы там в Крыму загорали, я с ног сбилась, за ней ухаживая. Вот она и оценила все по справедливости.