Пенелопа Дуглас - Именинница [litres]

– Ты – его сын, – напоминаю я, хватая торшер, единственную крупную вещь, которую мы не сдали в камеру хранения, потому что у отца Коула в свободной комнате уже стоит мебель. – Но я-то тоже остаюсь здесь, и он будет оплачивать счета еще и за меня. А это неправильно.

– Ну а по-моему, неправильно проводить хотя бы день без этого, – дразнит он с дерзкой ухмылкой и, притянув меня к себе, проводит руками по моему телу.

Я ставлю торшер на землю и улыбаюсь, отвечая на его заигрывания, хотя и чувствую себя не в своей тарелке. Я уже давно не могу расслабиться из-за проблем, которые валятся на нас из-за каждого угла. Мы с Коулом уже давно не улыбались друг другу, поэтому улыбка получается вымученной.

Но прямо сейчас его глаза озорно блестят, словно он самый восхитительный торнадо и его просто нельзя не любить.

Когда он прижимается лбом к моему лбу, я провожу пальцами по его светлым волосам и заглядываю в его темно-голубые глаза, которые всегда сияют так, будто он только что вспомнил о пироге в холодильнике.

Обхватив мою правую ладонь, Коул тянет ее так, чтобы руки оказались между нами, и я сразу понимаю, что он собирается сделать. Наши пальцы переплетаются так, что большие оказываются рядом, а стоит встретиться взглядами, как нас окутывают одни на двоих воспоминания.

Со стороны, наверное, кажется, будто мы сейчас начнем мериться силами, но, когда опускаем глаза, видим наши большие пальцы бок о бок и маленькие, размером с горошину, шрамы, которые есть у нас и еще у одного человека. Мы всегда смеемся, когда рассказываем эту историю друзьям: как решили взять поиграться у младшего брата нашего друга бластер Nerf, который оказался слишком мал для наших рук, поэтому мы ободрали большие пальцы и заработали одинаковые шрамы. Только теперь остались лишь я и Коул. Вдвоем. Два шрама, а не три.

– Останься со мной, – шепотом просит он. – Ты нужна мне.

И в его глазах отражается уязвимость, что случается очень редко.

Когда-то я тоже нуждалась в нем, и он поддерживал меня. Мы через многое прошли вместе, и Коул – наверное, мой лучший друг.

Вот почему я так много прощаю ему. Мне не хочется причинять ему боль. И именно поэтому я согласилась переехать сюда. Ведь это всего лишь на лето. К тому же у меня нет желания возвращаться к своему отцу и мачехе. Как только я получу осенью студенческую ссуду и подкоплю денег за лето, снова смогу снять собственное жилье. Я надеюсь. Коул молча обнимает меня. Он понимает, что я все еще злюсь на него из-за ареста и нашего выселения из квартиры, но при этом знает, что дорог мне. И, кажется, это один из моих недостатков. Или слабость.

Он наклоняется и, обхватив ладонями мою задницу, целует меня в шею. Как только наши тела соприкасаются, у меня тут же перехватывает дыхание, поэтому я со смехом пытаюсь вырваться из его рук.

– Перестань! – шепотом ругаюсь я и испуганно оглядываюсь на двухэтажный дом за моей спиной. – У нас больше нет личной жизни.

Коул ухмыляется.

– Отец еще на работе, детка. Он вернется домой только после пяти.

Ох . Ну, все не так плохо, как мне казалось. Я обвожу взглядом улицу и вижу два ряда домов с открытыми занавесками на окнах, а также многочисленных играющих детей. Это место совершенно не походит на многоквартирные дома, где все лезут в ваши дела, при этом считая, что вы не стоите их внимания, потому что не задержитесь там надолго. Здесь чувствуется дух соседства, а значит, люди захотят узнать вас поближе.

Я делаю глубокий вдох, и нос наполняют ароматы жаренного на гриле мяса, а уши – звуки газонокосилки. Это очень хороший район. Интересно, смогу ли я поселиться когда-нибудь в таком? Найду ли приличную работу и уютный дом? Буду ли счастлива?

Коул снова прислоняется лбом к моему лбу.

– Ты же понимаешь, что мне очень жаль, – говорит он, разглядывая землю под ногами. – Не знаю, почему я все время тебя подвожу. Я – ходячая катастрофа. И просто не могу…

Он замолкает и лишь качает головой. Но я все и так понимаю. Всегда понимала.

Коула нельзя назвать неудачником. Ему девятнадцать, и он импульсивный, обозленный и сбитый с толку. Но, в отличие от меня, он никогда не повзрослеет. И всегда будет нуждаться в ком-то, кто станет о нем заботиться.

– Ты и сам знаешь, каким должен быть, – говорю ему я. – Умение брать на себя ответственность всем дается по-разному, но не сомневаюсь, что у тебя все получится.

Он поднимает глаза, и в них мелькает нерешительность, словно ему хочется что-то сказать. Но через мгновение на его лице вновь появляется ухмылка.