Делия Росси - Обычная девушка [СИ]

Я не посмел настаивать. Ушел. И больше никогда не видел Нику и не узнавал подробностей ее жизни. Запретил себе узнавать их.

Сейчас понимаю, что зря.

Два года назад я встретился с твоей мамой, и она подтвердила, что вы с Дмитрием — мои дети. Мои сыновья.

Если бы ты знал, что я чувствую…

Если бы я мог передать, как сильно мне хотелось поговорить с тобой, обнять, признаться, что я твой отец… Какая боль мучила душу. Как тяжело было осознавать, что сам, своими руками, разрушил твое счастье.

Нет, я пытался все исправить, но Катя и слышать о тебе не хотела.

И я ждал. Ждал, когда она повзрослеет, когда перерастет свои юношеские обиды, когда поймет, что любовь, если она истинная, не проходит и не исчезает.

А еще, я наблюдал за тобой. Хотел понять, любишь ли ты мою девочку так, как она того заслуживает. Ты мой сын, Костя, но ты — мужчина. И я никогда не отдал бы тебе Терри, если бы осознал, что ты недостоин ее любви.

Катя заслуживает счастья. Настоящего, большого. И любви. Искренней. Истинной.

Отбирающие, в большинстве своем, не умеют любить. Мы — потребители. Холодные эгоисты. Люди, зацикленные только на себе и своих удовольствиях.

Но если наше сердце, все же, находит любовь, то это — навсегда.

Я знаю это точно, Костя, и верю, что у вас с Катей все получится.

Прости меня, сын, и не держи зла. Я хотел, как лучше.

Позаботься о моей девочке, Костя. Она не должна остаться одна.

И не слушай ее возмущенные речи. Слушай ее сердце. Оно не умеет лгать, в отличие от ее губ.

Прощай, сын. И прости.

Р.С.

Я обещал твоей матери, что сохраню тайну вашего с Дмитрием рождения. Но я не смог. Тревога за Катю не позволила мне промолчать.

Она — твоя судьба, Константин. Береги ее и будьте счастливы."

Костас отложил так поздно дошедшее до него письмо на тумбочку и тяжело опустился на подушку.

Ничего себе, виражи судьбы.

Строгов — его отец… Их с Митросом отец.

И Катя… Она ему не жена.

До него медленно доходило прочитанное. Не жена… Не жена.

Вчера, когда Катерина узнала о том, что Строгов жив, его короткому счастью пришел конец.

"Я люблю тебя, Костя. Очень люблю, — отчаянно прошептала тогда Катиница. — Но сейчас я нужна Сергею Леонидовичу. Очень нужна"

Она ничего больше не сказала, но ему и этого оказалось достаточно.

Кто бы знал, как больно ему было слышать эти слова.

Но он переборол себя. Отступил в сторону. Признал ее доводы и принял их. Отпустил.

И плевать на то, что сердце тоскливо ныло. И плевать на отчаяние, разрывающее душу. И на себя, по большому счету, тоже плевать.

Катя. Она сделала свой выбор. И он был не вправе его оспаривать.

Потом все закрутилось — перелет в Москву — спасибо поддельным документам, — больница, операция… И Катя. Она все время была рядом, но больше они не говорили.

Но теперь…

Константин поднял голову. Глаза его радостно блеснули.

А спустя секунду, он сорвался с места, забыв и о простреленном легком, и о капельнице, и о своем плохом самочувствии.

— Константин Сергеевич, вы куда, вам лежать надо, — встревожилась сидящая у окна сиделка.

— Потом. Все потом, — махнул он рукой и выскочил из палаты.

Скорее… Увидеть… Он должен увидеть.

Он не стал ждать лифт. Рванул к лестнице, и, не обращая внимания на боль в боку, взлетел на соседний этаж.

Возле палаты Строгова Костаса попыталась задержать охрана, но, узнав его, парни расступились.

— О, человека, убившего такую мразь, как Стоцкий, мы готовы на руках к Сергею Леонидовичу внести, — по-доброму усмехнулся начбез Строгова.

— А вы, Николай Валерьевич, как с Рамиросом разделались, так всю серьезность растеряли? — хмыкнул Костя.

— Ну, наш Валерьич теперь герой, — вступил в разговор Алексей, личный телохранитель Катерины. — Такую операцию провернул. Эти латиносы даже пикнуть не успели.

Костас понимающе усмехнулся. Ему не было жаль Диего и его людей. Как и ублюдка Стоцкого. Без них мир стал гораздо чище.

— Ну, так что? Вы меня к своему боссу пустите? — уточнил он.

— Константин Сергеевич, вы только не шумите, — тихо попросил Алексей.

— Не бойся, не буду, — кивнул Костас, уверенно открывая дверь.

И лишь войдя в палату, он невольно смутился, не зная, куда девать ставшие какими-то чужими руки. Отец. Тот, кого ему так не хватало в детстве. Тот, на кого он обижался и злился. За то, что ушел так рано. За то, что передал ненавистные гены. За то, что не успел научить, как справляться с проклятой сущностью.

А оказалось, что тот, кого он винил в своем происхождении, вовсе в нем не виноват.