Галина Миленина: Нажать на клавишу delete

– Я думаю вспоминает, только не говорит об этом. Просто теперь видит перед собой несчастного, беспомощного человека и жалеет. У неё, как она говорит, хорошо развита обратная связь. Эмпатия. Ещё хочет, чтобы Алла Евгеньевна дала показания и с меня сняли подозрения. А для этого надо, чтобы она начала и, главное, захотела говорить. И не просто говорить, а рассказать правду.

Девушки помолчали.

– Даша, я давно хотела спросить: ты не знаешь, кто такая Ильзе Кох? Почему коллеги называли так за спиной Аллу Евгеньевну?

Даша посмотрела на подругу удивлённо:

– Ого! Ты слышала, что её так называли, и никогда не интересовалась, чьё это имя?

– Ну да, всё как-то не придавала значения. Сейчас почему-то вспомнила.

– Кличка у твоей сверхкрови ей в самый раз! Это имя – синоним нацистской жестокости. Ильзе Кох была женой и соратницей Карла Коха – коменданта концлагеря. Они жили на территории концлагеря Бухенвальд. Здесь-то и проявился её садистский характер. Желание властвовать над людьми, и особенно над мужчинами, переросло в патологическое стремление делать с ними всё, что захочется. Она любила выйти на территорию концлагеря и натравить овчарку на беременную или на слабого заключённого, отхлестать бичом, конец которого оснащён был кусочком бритвы, вставить пальцы бедолаги в тиски и заклеймить врага рейха калёным железом. Узники лагеря боялись не столько коменданта, сколько его жену, называя её «бухенвальдской сучкой». Она отличалась большим темпераментом, и вновь прибывших мужчин, ещё свежих и не изморённых голодом и непосильным трудом она затаскивала в первое попавшееся подходящее место и, если мужчина не мог удовлетворить её похоть, велела кастрировать. Не знаю, насколько это достоверно, но вот что чудовищно – эта «рукодельница» научилась шить перчатки и сумочки, которым страстно завидовали жёны офицеров. Изделия отличались невероятно мягкой и нежной кожей. Её квартиру украшали скатерти и абажуры, на просвет были хорошо видны рисунки – татуировки. Ильзе отмечала, что особенно хороши поделки из кожи русских и цыган, и делилась своим опытом с жёнами комендантов других лагерей. Благодаря этой дамочке многие узники предпочитали газовую камеру, избежав, таким образом, страшных мук. Примечательно, что её муженька свои же приговорили в сорок пятом к расстрелу за расхищение казённого имущества и убийство пастора – свидетеля его преступлений. Ильзу судили дважды. Первый раз – американцы, но вскоре выпустили, якобы за недостатком состава преступлений! Весь мир был в шоке. А немцы снова осудили – пожизненно. Благополучно прожив лет двадцать в тюрьме, «рукодельница» сплела удавку из простыни и свела счёты с жизнью. Так что, подруга моя, если бы ты интересовалась историей, то, вполне возможно, прежде чем выйти замуж, хорошенько бы подумала о перспективе родственной связи с дамой, заслужившей у коллег такую кличку!

Какое-то время Марина подавленно молчала, загруженная информацией. Потом встряхнулась, повела плечами, как будто отбросив всё ненужное:

– Дашка, я благодарна тебе за всё, что ты сделала для меня. Отдельное спасибо за твоё историческое образование. Ты мне много дала, не побоялась поддержать в тяжёлой ситуации, не испугалась. Благодаря тебе я увидела Мальту, теперь вот – Италию. Но пора домой возвращаться. Не могу больше утопленницей жить. Не хочу. Всю жизнь прятаться, всех остерегаться! Уехали сюда, убежали как крысы. Мне очень стыдно перед Серёжей. Он старался, столько знаний подарил просто так, а я «отблагодарила»! Показалось, что он шпионит за мной. Хочу посмотреть ему в глаза, извиниться, просто сказать спасибо за всё. Не хочу так жить. Понимаешь, невозможно всех подозревать, вздрагивать от вопросов о прошлом. Ненормально это. Я ничего противоправного не делала, никого не убивала. И маме тяжело одной без меня. Жить двойной жизнью, принимать соболезнования, заживо дочь похоронить. Ужасно! Дико! Вчера на террасе в кафе меня узнала девушка, попутчица, мы ехали из Крыма в одном купе, она смотрела на меня, улыбалась, приветственно махала. Видно, хотела заговорить, я удивилась, как мир мал и тесен. Но отморозилась от неё, сделала вид, что не узнала. И так гадко потом на душе стало. Не могу больше. Всё. Точка.

Даша внимательно посмотрела на подругу:

– Не знаю, что тебе сказать. Ты, конечно, права. Давай посоветуемся с братом. Что он скажет? Хорошо? Не просто так же он велел нам сделать то, что мы сделали. Недаром братец десять лет в прокуратуре отслужил. Понимал, что говорил…