Яна Егорова - Воспитатель

— Хорошо, — кивнул великан. — Позволь представиться. Подполковник. Не воспитатель и им никогда не был. Служу в бюро превентивного удара — сокращённо БПУ. В вашем садике оказался на задании. А теперь, Катюша, пожалуйста, позволь мне перевязать твою руку или ты вынудишь меня сделать это силой.

Я больше не разговаривала с ним. Меня забрали на неотложке, он хотел поехать со мной в машине, но я запретила. Со мной поехала Валентина. Моих детей повезли на второй неотложке. Они были в порядке, но начальница Белявского договорилась о том, чтобы их обязательно полностью проверили.

— Это случилось девять лет назад. Ты пойми, такие задания он выполняет постоянно. В этом нет ничего особенного. Такая работа. Катюша, — генеральша, положила руку мне на запястье и заглянула в глаза, — ты не злись на него, что не предупредил тебя. Ты пойми. Это опасно. Ни у меня, ни у него до сих пор не было семьи. Всех наших с ним родных перестреляли. Из-за нашей службы. Не вместе, боже упаси. Но, так уж в результате получилось. Мы долгие годы были одиноки, а тут у нас появляешься ты. Идиот он, не спорю. Должен был тебе сразу сказать. Да и я тоже, дура, выставила людей, так они проворонили. Слишком тихо у вас все до этого было. И Белявский все время рядом — а он один всего нашего бюро стоит. Он у нас человек-легенда. Я ж ему в одиночку такие операции доверяла. Вот и проворонили ребятки, тоже понадеялись на его профессионализм. Ну, отъехал на пару минут. Однако, этих минут хватило… Катюшенька, прости нас обоих, бога ради, не повторится, клянусь!

Из всего ее рассказа мне было достаточно одной фразы. Ее я услышала и осознала с такой ясностью, что с тех пор она мне постоянно снится.

Родных перестреляли. Из-за службы.

— Чего морщишься, болит? — спросила Регинка, завершив плетение моей косы.

— Да, немного.

Ответила тихо и скинула все на боль в руке, хотя сейчас у меня болела совсем не рука. Мое сердце уже который день помышляет о самоубийстве и я все больше склоняюсь к тому, чтобы разрешить ему это сделать.

Я никогда не променяю жизнь своих детей на любовь. Белявский может быть и замечательный. Может быть, и самый хороший на свете, смелый, благородный и очень одинокий. Но так уж получилось.

Так уж получилось, что теперь я в ответе даже не за двоих, а за троих.

Ага, доктор мне нашептал по секрету. Чушь это все. Бесплодие Константина. Когда-нибудь, он узнает об этом, но далеко не от меня. Я все продумала. Как выйти из ситуации и не навредить моим детям.

Выпишусь из больницы, вернусь к Сашке. В первый же день постараюсь, чтобы мы оказались в одной постели. И все. Срок у меня совсем крохотный, эти несколько дней никто и не заметит. Константин ничего не заподозрит, потому что пребывает в твердой уверенности, что не может иметь детей.

В чрезвычайной ситуации решения проблем приходят молниеносно. Как-то так. С того момента, я надеюсь, он перестанет нас преследовать, а значит — мои дети окажутся в безопасности. Я готова на многое, лишь бы никогда не почувствовать тот липкий страх, когда дуло чьего-то черного автомата, упирается в тело моего ребенка.

Я проснулась очень рано. За окном еще было совсем темно. Но проснулась не оттого, что выспалась, а от ощущения того, что я не одна в палате. В утренней полутьме сразу же увидела нарушителя своего сна. Точнее, его голову, которая покоилась на его же руках, что он подложил под нее прямо сбоку от меня, на моей же кровати. Белявский спал сидя на табуретке, и практически упираясь макушкой своей твердокаменной головы мне в бедро.

А ведь я же просила его не приезжать. Но кого же подполковник послушает? Только себя самого. Как же иначе!

Где-то в глубине себя почувствовала сомнение и тут же безжалостно подавила порыв запустить свои пальцы в его немного вьющиеся, жесткие мужские волосы. Нет! Катерина, отставить! Никаких больше Константинов! На кону жизнь и здоровье твоих детей.

Все.

Пока не передумала, протянула здоровую руку к тумбочке, нащупала выключатель и решительно зажгла свет. Непрошеный гость тут же поднял свою упрямую голову, и посмотрел на меня. Не дрогнула даже, когда увидела океан беспокойства в его карих глазах.

— Катюша, — подполковник или как там его, схватил мое запястье, чуть подтянул к себе и окунулся жесткими губами в мою ладонь. — Катенька, — ударилось болезненное о мою кожу, — прошу, не прогоняй. Зайчонок мой… Прости, прости, прости меня, идиота, прости…

Тысячи горячих поцелуев обожгли мои пальцы, но я все равно, сквозь страдания, сквозь свою собственную боль, сквозь безумное желание бросить все и поддаться на его уговоры, все же выдернула ладонь из его рук и как можно более холодно сказала: