…Вспышка. Яркая, расчерчивающая небо на две неровных части. Как в мультиках, когда взмахивали руками злые волшебницы. Желтая. Она желтая, эта линия. И мелькнув, она пропадает.
…Удар. Нет, не удар, грохот. Оглушающий, больно-пребольно бьющий по ушам. Когда я вчера уронила кастрюли с сиропом на плитку, было что-то похожее. Только в сто раз тише. Грохот заглушает для меня ее голос. Те пару секунд, что он слышен — раскатистый такой, гулкий, — мы обе остаемся один на один с происходящим. Мы не можем друг другу помочь.
А потом все слишком быстро. Потом, до очередной вспышки, я успеваю залезть почти на самый верх. Я не чувствую ее руки сзади, но не пугаюсь. Она часто от меня отстает… она не любит догонять меня.
Одуванчики, одуванчики, одуванчики… вот-вот… через траву… еще чуть-чуть… земля… да! Я наверху! Я стою на этом холме. Я вижу дом. Я вижу, как из маленькой трубы тоненькой струйкой вьется дымок. Я добежала!
…Слышу крик. Оборачиваюсь сразу же, как слышу. И в тот самый момент оборачиваюсь, когда видна новая вспышка, предвещающая новый грохот. Только ближе. Куда, куда ближе… а потом она падает. Прямо на одуванчики, к пчелам. Прямо на острую траву. Видны только темные волосы. Только по ним я могу ее найти.
…А небо, тем временем, почти оранжевое.
Небо горит…
Мне больно. Мне так больно, что темнеет в глазах. Не знаю, изнутри или снаружи. Не знаю, где больше. Просто больно. И ничего нельзя с этой болью сделать.
Я часто дышу, стараясь успокоить дыхание.
Я часто дышу, прочесывая глазами темную комнату, в которой нахожусь.
Я часто дышу и пытаюсь убедить себя, что сон — просто сон. Что не имею права из-за него впадать в истерику.
Только вот все не так просто. Только нельзя, по единому и собственному приказу, заставить сознание работать в ином режиме.
За окном, до одури пугая меня, все тот же грохот. И меньше секунды осталось до появления вспышки.
Гроза…
Я с надеждой, которую не передать словами, тянусь к другому боку кровати. Я сжимаю там простыни, подушки, я ищу Его… я нахожу.
Мой спаситель просыпается от поцелуя. Грубого, резкого, отчаянного. Крепко зажмурив глаза, весь свой страх в ожидании готового осветить комнату света выпускаю наружу. Отдаю ему.
Принимает дар. Принимает и, едва проснувшись, тут же теплыми ладонями находит мои бедра. Как и повелось, усаживает к себе на колени. Сжимает их пальцами.
— Твою мать… — шепчет, когда целую его шею, — твою мать, Белла…
Я опускаюсь ниже. Веду губами к яремной впадинке. Вздрагиваю, когда в комнате снова становится светло.
Он стонет. Требовательно стягивает вниз мою ночнушку, привлекает ближе к себе.
Я не плачу, хотя хочу. Я пытаюсь убрать эти слезы и всхлипы, превратив их в стоны. В стоны для него. Чтобы извинил за эти пробуждения. Чтобы в компенсацию взял все, что захочет. Всю меня.
С каждым днем, с каждой проходящей ночью, кажется, получается лучше. Джаспер не обижается на меня. Он не прогоняет…
Удар грома совпадает с его первым толчком.
Вспышка молнии — со вторым.
Я сама двигаюсь быстрее. Я хочу, чтобы сухость в горле и резь в глазах быстрее прошли. Чтобы кошмар выветрился из головы. Чтобы мне стало плевать на грозу. На то, что она сделала, что случилось.
Как при ускоренной перемотке: стертые, отчаянные движения, не находящие достойного завершения. Глубже, сильнее, больнее… быстрее. Как можно быстрее. Словно бы дверь сейчас откроется и нам помешают. Словно бы нам нельзя…
— Белла… — рычит, закусив нижнюю губу. Всю свою ярость обрушивает на мою грудь. Весь свой пыл, ничуть не заботясь об осторожности.
Я вскрикиваю от едва заметной боли, кольнувшей справа. Слышу скрежет зубов.
При освещении молнией у него страшное, исказившееся от нетерпения и жажды… большего лицо. Ему осталась всего капля — меньше, чем та, что прямо сейчас ударяет по подоконнику. Ему уже плевать на все и на всех. Даже на то, что сейчас половина третьего утра. А я его разбудила.
Мне тоже плевать. И мне тоже осталась всего капля — удар грома. Гром в горящем небе…
В такт ему, в такт отвратительному, пугающему и очень, очень громкому звуку, резким движением провожу ногтями по его поясу. Пониже… и чувствую внизу разлившееся, смешавшееся с моим собственным, тепло.
Буря окончена.
Я лежу на нем, полностью оккупировав грудь, талию и ноги. Я крепко обнимаю бледную шею, то и дело облизывая быстро пересыхающие губы. Мне холодно, но это не имеет значения. У меня кружится голова, но и на это плевать. И даже на жажду плевать. Главное — это то, что мне не страшно. Больше нет. Благодаря ему.
Читать дальше