Светла Литвин - Собака

— Терпимо. — ответил он, но судя по тому, с каким трудом и опаской ложился, хмуря брови, Дима врал.

— Лена, еще обезболивание к капельнице добавьте. — врач был более проницательным, чем Дима умел врать.

Кто бы только его удержал в этой больнице. Уже через неделю, Дима, усыпив нашу бдительность своим безропотным нахождением там, явился в квартиру.

Дмитрий.

Очнулся от кошмарного сна. Лежу на асфальте, а меня давит огромный БелАЗ. С трудом открыл глаза, сон развеялся, только ноющая боль во всем теле и жгучая, с правой стороны, никуда не ушли. Надо мной люди в белых халатах столпились. А я лежу и понять не могу, живой я или умер. Если живой, полечили меня или еще не успели, если умер, почему тут Аня…вон в уголчке стоит, губы кусает. Сердце так рвануло, задохнулся от боли, от дурацкой мысли что мы теперь на том свете. И вкуса крови еще не чувствую. А понять не могу, это, потому что живой и полечили или потому что умер и на том свете кроме боли ничего не ощущаешь.

— Дмитрий! Дмитрий вы меня слышите? Сюда смотрим. Все в порядке. — какой-то тип, в белом халате ослепил по очереди каждый глаз ярким светом.

— Ирина Александровна, колем, чего ждете то? Сердечного приступа до кучи? — судя по всему это и был врач.

Мучали меня еще несколько минут, вкололи много уколов и капельницу.

— Пять минут. — врач обратился к Ане и вышел со всеми, оставив нас наедине.

Пробежался взглядом по Аниной фигурке, под белым халатом виднелся живот, его и искал. Большой, на много больше того, который я помнил. Только и дошло до меня, что лежу я тут уже хер знает сколько. Аня уже присела на край кровати. Так плакала, утыкаясь лицом в ладонь, так хотел ее к себе прижать и не отпускать никогда, думал ведь не увижу ее никогда больше. Черт ведь знает, как оно там, на том свете. А какое там обнять, едва говорить мог. Рот словно клеем заклеили. Но мой невнятный вопрос Аня поняла, все рассказала.

Потом самые заветные слова услышал, ради которых, пожалуй, стоило почти умереть.

— Я так люблю тебя. — слова подтвердила своим взглядом, своими слезами обо мне.

— Прос…простила… — от счастья воздуха не хватало, в момент голубой взгляд сменился темнотой.

Пришел в себя, Ани нет уже. Может приснилось.

— Аня, девушка, блондинка, глаза голубые, где она? — научился за пол дня языком второчить и спросил медсестру, когда та принесла мне какую-то детскую еду в виде протертого пюре.

— Так домой отправили. Сказали не пустят уже сегодня. Завтра придет твоя Аня, она каждый день приходит. Тебя покормить? — медсестра взялась уже за ложку.

— Нет, а где мой телефон? — хотел позвонить Ане и отцу тоже ведь волнуется наверно.

— Не положено тут телефона, аппаратуру сбивает. — где-то я это уже слышал.

Медсестра меня оставила, я хотел было взять ложку, на автомате правой рукой, правша ведь. И эту руку прострелила адская боль, от самого плеча, до кончиков пальцев. Несмотря на то, что я едва смог ей пошевелить. Ничего так в моем теле не болело как эта рука.

Только от боли все отвлекали мысли об Ане и отце, даже Мурка затесалась в эти мысли. Как там они мои родные, любимые и без меня. Я же даже животик не потрогал, с дочей не пообщался. Месяц! Чертов месяц тут дохляком провалялся и до сих пор едва хожу. Но дома ж и стены лечат. Завтра же выписываюсь! Съел ту гадость что дали, с голодухи даже вкусно, консистенция только гаденькая.

Курить чертовски хотелось, но врач сказал, что теперь мне этого категорически нельзя. Я и сам хотел бросить, но как-то, не хватало мне волшебного пендаля. Месяц карабкаться с того света, чтоб сдохнуть от сигареты. Нет уж!

Дмитрий.

Неделя в больнице была каким-то кошмаром. Меня, конечно, навещали, но что это такое? Даже часа моим родным со мной побыть не дозволяли. Такое ощущение было, словно в тюрьме. Плюнул на все и написал отказ. Левой рукой, то еще приключение, но так домой хотелось, даже красиво получилось. Держать насильно в больнице они меня права не имели, пришлось отпустить.

Вот так вот и оказался, в все-таки нашей с Аней квартирке.

— Сбежал! Анатолий Дмитриевич! Он сбежал! — Аня, впуская меня в квартиру, тут же и сдала отцу, при этом не скрывала радости, от того, что я дома.

— Кто сбежал? — с этим вопросом отец вышел из комнаты и увидев меня добавил; — Идиот. — тяжко вздохнул и ушел обратно, показывая все свое отношение к моей затеи и понимая, что спорить со мной бесполезно.

— Хочу с тобой на диван завалиться. — обнял свою Анечку целуя манящие губы.