Дженнифер Арментраут: Если завтра не наступит

— Неужели ты делаешь то, о чем тебя попросили? — Себастьян сделал паузу, и его улыбка стала шире. — Впервые.

Я решила проигнорировать этот комментарий.

— А еще она сказала, что считает расставание с тобой ошибкой.

Его голова дернулась, и улыбка тут же исчезла.

— Она так сказала?

Сердце в моей груди забилось сильнее. В его голосе слышалось удивление. Это от счастья или от разочарования? Неужели он все еще неравнодушен к Скайлар?

— Да.

Какое-то время Себастьян молчал, затем покачал головой.

— Неважно.

Он резко потянулся в мою сторону, схватил подушку с колен и сунул ее под голову.

— Пожалуйста… — пробормотала я, натягивая на плечо футболку.

— Спасибо. У тебя веснушка появилась.

— Что?

Сколько себя помню, мое лицо выглядело так, будто его из пушки веснушками обстреляли.

— Невозможно увидеть, есть ли у меня новая веснушка.

— Я вижу. Наклонись. И даже могу показать, где она.

Глядя на него, я замешкалась.

— Ну же, — уговаривал он, маня меня пальцем.

Сделав неглубокий вдох, я наклонилась. Он поднял руку, и мои волосы соскользнули с плеча.

На его губах снова появилась улыбка.

— Вон там…

Себастьян прижал кончик пальца к центру моего подбородка, и я сделала вдох.

— Новая веснушка, — указал он, опустив ресницы.

Какое-то время я не могла пошевелиться. Просто сидела, наклонившись к нему, ощущая прижатый к подбородку палец. Это безумно и глупо, потому что прикосновение было невероятно нежным, и я прочувствовала его каждой клеточкой своего тела.

Себастьян снова опустил руку между нами.

— Ты… ты такой глупый, — с дрожью выдохнула я.

— Но ты меня любишь, — внезапно сказал он.

Да .

Безумно. Глубоко. Безоговорочно. Я могла бы придумать еще пять наречий. Черт возьми, я влюблена в Себастьяна с тех пор, как ему исполнилось семь и он принес мне в подарок черную змею, которую нашел в своем дворе. Не знаю, почему он решил, что она мне нужна, но принес ее и бросил передо мной, словно кошка, приносящая мертвую птицу своему хозяину.

Это действительно был странный подарок: такой один приятель мог подарить другому. В значительной степени его поступок и определил наши отношения. Я без памяти влюбилась в него, а он относился ко мне как к одному из своих друзей-парней. Так было с самого начала и будет всегда.

— На дух тебя едва переношу, — я, как всегда, перевела все в шутку.

Перевернувшись на спину, Себастьян вытянул над головой руки, сложил их вместе и засмеялся. Его футболка поднялась, обнажив плоский низ живота и мышцы по бокам бедер. Я понятия не имела, когда они там появились.

— Продолжай себя обманывать, — заявил он. — Может быть, когда-нибудь ты поверишь в свою ложь.

Он и представить не мог, насколько близко оказался к истине.

Когда дело касалось Себастьяна и моих чувств, все мои действия превращались в одну сплошную ложь.

Ложь и есть та самая вторая вещь, которую оставил после себя отец.

Это то, что у него тоже очень хорошо получалось.

Было очень рано для всего этого дерьма.

Стоя позади Меган, я мечтала слиться со стеной, чтобы меня никто не заметил. В этом случае я смогла бы лечь и поспать. Себастьян пробыл у меня до трех ночи, и теперь я слишком устала, чтобы работать.

Тренер Роджерс, также известный как «сержант Роджерс» или «лейтенант первоклассный придурок», скрестил руки. Как обычно, на его лице застыл сердитый взгляд. Я никогда не видела, чтобы он улыбался. Он не улыбнулся, даже когда в прошлом году мы вышли в плей-офф.

Ко всему прочему он был инструктором по строевой подготовке, поэтому муштровал нас как солдат в военном лагере. Сегодня не стало исключением.

— Бегом по трибунам! — приказал он. — Десять подходов!

Вздыхая, я потянулась к голове, чтобы затянуть хвост, и тут ко мне подскочила Меган.

— Кто последний, тот покупает смузи.

Уголки моих губ опустились вниз.

— Это нечестно. Ты прибежишь первая.

— Знаю. — Хихикая, она рванула в сторону трибун.

Смирившись с уготованной мне смертью, я поправила черные спортивные шорты.

Команда побежала вверх по металлическим сиденьям, громко стуча кроссовками. Добравшись до верхнего ряда, я ударила стену, как того требовал тренер. Если мы не соблюдали это правило, Роджерс заставлял нас выполнять все сначала. На обратном пути мой взгляд был сосредоточен на рядах. В ногах и руках сил почти не оставалось, и к пятому подходу мышцы и легкие уже горели.