Рене Карлино - Прежде чем мы стали чужими [litres]

– А ты?

– Ну, ты меня знаешь. Я вообще ужасная плакса.

– Раньше ты такой не была.

– Знаю, – тихо ответила я.

Мэтт откинул мои волосы с лица и вытер слезы, текущие по моим щекам.

– Почему у вас больше не было детей?

– Мы думали, что, может быть, надо, но потом Дэн заболел, и это не имело смысла. Эш была бы прекрасной старшей сестрой.

– Это да, – сонно согласился он.

Мы заснули уже ранним утром. Около одиннадцати я получила сообщение от Тати, что они с Эш идут завтракать и потом она отведет ее домой. Я тихо выбралась от Мэтта и была дома до того, как вернулась Эш.

После этого никто из нас не звонил и не писал другому несколько дней.

ГРЕЙС

Начиная со следующей недели Эш взяла манеру не рассказывать мне об их с отцом планах. Когда я отчитала ее за это, она возразила:

– Предполагается, что родители должны сами общаться между собой. Даже те, которые не женаты.

В этом была вся Эш – она всегда была взрослой.

Я понимала, что мы с Мэттом не можем продолжать так до бесконечности, ссориться и переживать. Каждый из нас заслуживал большего, но я не была уверена, что мы готовы к нормальным отношениям.

Наконец, когда Мэтт однажды днем зашел за Эш, я открыла ему дверь и пригласила зайти. Он встал на пороге кухни, глядя, как я вытираю посуду.

– Как твои дела? – спросил он, немного формально, но без неловкости.

– Хорошо. Я репетирую в филармонии после занятий. Может быть, я смогу заменить их виолончелиста, но тогда мне надо будет летом уехать на две недели. Я не уверена, что хочу оставлять Эш так надолго.

– Грейс, это потрясающе! Я могу взять Эш к себе; может, мы с ней тогда выберемся в Калифорнию.

Эш крикнула со второго этажа:

– Пап, пять минут!

– Хорошо! – откликнулся он.

– Куда вы собираетесь? – спросила я, не глядя на него.

– Мы собирались в музей Метрополитен, а потом ужинать.

Я глянула на часы – было четверть шестого.

– Вы не успеете до закрытия.

– По пятницам там открыто до девяти.

– А, тогда нормально. – Внезапно я поняла, что у нас происходит самый обычный диалог за все время – двое просто обсуждают ежедневные бытовые детали.

Эш вошла в кухню в короткой маечке, и у меня вылезли глаза на лоб:

– Прости, не забыла ли ты надеть свитер?

Эш закатила глаза.

– Прекрати закатывать глаза. Мама задала тебе вопрос, – строго сказал Мэтт.

Вау . Давно у меня не было такой поддержки.

– Да, пап, просто я…

– Никаких просто. Иди наверх и возьми свитер.

Эш фыркнула и исчезла. Мы с Мэттом несколько секунд смотрели друг на друга, прежде чем он подошел ко мне.

– Ты выглядишь как-то иначе. Счастливее.

Я не задумывалась об этом, но решила, что он прав.

– Да, наверное.

– Если хочешь, пойдем с нами.

– Спасибо. Мне надо проверить несколько работ.

Он пристально посмотрел на меня и пожал плечами:

– Ладно, увидимся. – Наклонившись, он чмокнул меня в щеку, так, будто бы делал это уже миллион раз.

Эш спустилась, я проводила их до выхода и смотрела, как они идут к метро. Они смеялись… и это звучало как музыка. Часть меня хотела пойти с ними, но другая часть приказывала остаться. Как сильно ни любила я Мэтта, как мне ни нравилось проводить с ним ночи, но это бесконечное молчание в течение стольких лет – и то, как он воспринял новости про Эш, – напугали меня так глубоко, что я уже с трудом могла поверить, что он может жить рядом с нами, как мне всегда хотелось.

Я не сомневалась в его любви ко мне, но меня пугало его стремление сохранять дистанцию. Мне надо было как-то защищаться.

Мы стали делить выходные между собой. Эш проводила с Мэттом пятницу или субботу, а по воскресеньям мы чередовались.

Нью-Йоркская филармония официально пригласила меня виолончелистом на две недели, и я много времени проводила на репетициях, готовясь к двухнедельным гастролям.

Эш закончила первый год старшей школы с потрясающими отметками и получила награду за общую успеваемость. Мы с Мэттом оба присутствовали на награждении, и он сиял, не переставая, гордый папаша. Когда мы вышли из зала, он крепко обнял меня и прошептал:

– Ты вырастила хорошую дочь. Спасибо. Я так горжусь моими девочками.

При этих словах у меня сжалось сердце. Не знаю, говорил ли мне кто-нибудь когда-нибудь, что гордится мной, и уж точно ни от кого я так не хотела услышать это, как от него.

Началось лето. Я знала, что Эш будет скучно, и заранее записала ее на летние курсы фотографии. Мэтт, едва услышав об этом, немедленно тоже записался туда. Я знала, что он мог бы сам вести такие курсы, но ему хотелось проводить время со своей дочерью. Эш рассказала мне, что, когда в классе поняли, кто он такой, он немедленно стал всеобщей знаменитостью, включая инструктора. Эш говорила, что он даже сменил свою манеру фотографировать с документальной, которая его и прославила, на более художественную.