— И кто теперь будет любить мой персиковый пирог так же, как он?
Но Лютер — не Билл. Лютер яркий, живой и совсем рядом. Он работал, у него была семья, он путешествовал. Я не знала никого, кто выглядел бы здоровее Лютера и… при этом умирал.
Я молчала слишком долго, потому что услышала, как Сэм сглотнул.
— Прости, но мне нужно было с кем-то поделиться.
— Конечно, — выпалила я.
— Он мне не родной по крови. Думаю, ты поняла это, потому что я белый, а он – темнокожий. Он второй муж Роберты. Они вдвоем меня вырастили, — сказал Сэм и убрал руки за голову. – Он и Роберта.
— Может, спросишь у него? – поинтересовалась я. – Болен ли он?
— Он ответит то, что посчитает нужным.
Ох, этот разговор был нереальным. Но я поняла, что Сэм не переживал из-за того, что обсуждал это с посторонним. Может, с незнакомым человеком проще говорить на такие темы.
Больше слов рвалось с языка.
— И ты останешься с Робертой? Если…
Сэм глубоко вдохнул, и я зажмурилась, желая забрать слова обратно и проглотить их.
— Прости, — выпалила я. – Это не мое дело.
— Как и то, что Лютер болен, но я все равно рассказал, — пока я обдумывала его слова, он подвинулся ближе и почесал ухо. – Но есть только я, Лютер и Роберта, да.
Я кивнула в темноте.
— А история такова, — продолжил Сэм. – Девушка из Украины по имени Даня Сирко приехала в Штаты и оказалась в Нью-Йорке, — Сэм сделал паузу и, когда я на него посмотрела, я увидела его кривую улыбку, адресованную небу. – Даня стала няней для трех детей Майкла и Эллисон Брэндисов в Манхэттене.
Я чувствовала, что он повернулся ко мне и ждал.
— Окей…?
Сэм заметно замешкался.
— Даня была очень красивой, а Майкл – не самым верным мужем.
И тут я поняла.
— О, твоя мама – Даня, а не Эллисон? Майкл – твой папа?
— Ага. Он – сын Роберты. Пасынок Лютера, — он рассмеялся. – Я был маленькой постыдной тайной, пока маму стараниями Майкла не прогнали. Мне было два, и он не хотел иметь ко мне никакого отношения, но Даня мечтала, чтобы я вырос здесь. Лютер и Роберта забрали меня, хотя должны были отдыхать на пенсии.
Мой желудок сжался. Он описывал историю своей семьи, будто какой-то слезливый сериал, а я не могла обсуждать свою. Это было несправедливо.
— Мне жаль.
Он негромко рассмеялся.
— Не стоит.
— Ты знаешь, о чем я.
— Да. Но я думаю, что с Лютером и Робертой было намного лучше, чем могло бы быть с Майклом.
— И… ты не знаешь своего папу?
— Нет, — Сэм выдохнул и улыбнулся мне. Он на пару мгновений окутал нас уверенностью. – А что насчет тебя?
Сердце билось о грудную клетку, строгое лицо бабушки вспыхнуло перед глазами. В такие моменты я всегда отлично играла свою роль: «Мой папа умер, когда я была маленькой. Меня растили бабушка и мама».
Но я всю жизнь провела с правдой, которую не имела права рассказывать. А Сэм поделился со мной историей своей жизни, и я не хотела снова врать.
— Меня?
Сэм легко толкнул по моему колену своим, отправляя разряд тока по коже. Даже когда он не касался меня, невозможно было не ощущать его близость.
— Тебя.
— Я провела в Герневилле почти всю жизнь, — правда билась о ребра. – Это очень маленький город в Северной Калифорнии. Я перееду в колледж Сономы, это недалеко, — я пожала плечами, озвучив немного правды. – Меня растили мама и бабушка.
— Тоже без папы?
Я сглотнула. Простая и знакомая ложь срывалась с кончика языка, но сейчас я под небом Лондона, в тысяче миль от дома, и вспышка мятежа пронеслась по моим венам. Для бабушки и мамы это всегда было серьезным делом, но почему я все еще защищала их историю.
— Он… отдалился.
— Как именно?
Пока лежала рядом с незнакомцем на влажном газоне, я поняла одну странную вещь, что никогда об этом не говорила. Я не обсуждала эту тему, потому что понимала, что нельзя. И потому что в этом не было необходимости: единственный человек в моей жизни, кто знал об этом – моя лучшая подруга Шарли – и она наблюдала за разворачивающейся нечастыми и незначительными событиями драмой в реальности. Мне не нужно было объединять все в одну историю. Так почему вдруг захотелось?
— Родители развелись, когда мне было восемь, — сказала я ему. – И мама увезла меня в свой родной город Герневилль.
— Откуда?
Я посмотрела на край живой изгороди и не знала, было ли дело в этом саду или в самом Сэме, но решила: плевать. Мне восемнадцать, и это моя жизнь. Что могло быть еще хуже?
— Из Лос-Анджелеса, — ответила я.
Я взглянула на отель, словно ожидала, что бабушка выбежит к нам, потрясая кулаками.
Читать дальше