Вета Сашина - Тепло его объятий

Ей стало тепло от воспоминаний. Глеб всегда согревал ее, утешал, кормил, обнадеживал. Самое ценное и, возможно, единственно важное, что было в жизни Риммы, – это Глеб. Она любила его и только его. Потому что его невозможно не любить.

– Г… Гл…

Замерзшие губы не слушались, голосовые связки сковало льдом. На мгновение очнувшись, Римма поняла, что сейчас уснет снова, чтобы больше не проснуться. Никогда-никогда.

– Гл… леб…

Ах, как невыносимо сознавать, что она не сможет оправдаться перед ним, не сможет попросить прощения, не сможет сказать все, что поняла сейчас.

Или не все еще потеряно? Попытавшись встать, Римма обнаружила, что тело больше не принадлежит ей. Она замерзла так, что не чувствовала ни рук, ни ног, ни всего остального. Только душа еще жила. И мысли.

Даже не мысли, а образы. Видения…

Глеб в белой рубашке с косо торчащим воротником бежит рядом с Риммой по мелководью. Джинсы у обоих подвернуты, но все равно мокрые до нитки. Хохоча, они падают в воду. Целуются. И еще целуются. И еще.

А вот они ходят по рядам супермаркета, заготавливая продукты на неделю. Глеб складывает в тележку все, что попадается ему на глаза. Когда он отворачивается, Римма быстро убирает то, что, по ее мнению, лишнее. На кассе Глеб начинает выкладывать свертки и упаковки на ленту. Он даже не замечает, что половины выбранных им продуктов нет. Подозрительно смотрит на Римму: «Почему ты улыбаешься?» Она расплывается в улыбке еще шире. «Потому что люблю тебя».

И это чистая правда.

После супермаркета они попадают в бутик торгового центра. Идет выбор одежды на весну. Всю зиму Глеб прятал раздавшуюся фигуру под свитерами и толстыми куртками, а теперь наступает момент истины. Римма специально предлагает ему примерить слишком тесные для него вещи – то хипстерские брюки, то зауженные в талии рубашки. Глядя на свое отражение, Глеб все больше мрачнеет. «Идем отсюда!» – Он берет Римму за руку и решительно выводит из магазина. «Куда мы? – делано удивляется она, едва поспевая за ним. – Разве ты не хочешь ничего купить?»

«Хочу, – ворчит он. – Кроссовки хорошие и спортивный костюм. Завтра начинаю бегать. Пять… Нет, семь километров». Она качает головой, улыбаясь (почти во всех воспоминаниях о днях, прожитых с Глебом, она улыбается). «Нагрузки нужно увеличивать постепенно. Начни с двух километров».

Он морщится. «Нет. Ты же знаешь, мне нужно все и сразу».

Она знает. Он во всем такой. И в любви тоже.

«Ну хватит, хватит тебе, – шепчет задыхающаяся Римма. – Ты устал, милый. Тебе завтра на работу, а сейчас уже начало четвертого».

«Ну и пусть».

Опираясь на локти, он покрывает ее грудь и живот поцелуями.

«Ты с ума сошел», – хихикает она, как бы отталкивая его большую голову, а на самом деле вцепляясь пальцами в густые жесткие волосы.

«Сошел, – глухо соглашается. – Давно. Как только тебя увидел».

Она смеется, а потом кричит. От переполняющего ее счастья. От нахлынувших эмоций. Находясь рядом с Глебом, невозможно оставаться равнодушной. Всегда испытываешь какие-то чувства. В преобладающем большинстве – приятные. Господи, как же с ним хорошо!

Не забирай его у Риммы, а ее у него, Господи!

Она ошиблась, но поняла свою ошибку и никогда… никогда больше…

Совсем никогда?

И тут Римма умерла. Она поняла это, потому что больше ничего не связывало ее с миром, в котором было слишком холодно и одиноко.

Она медленно уплывала, тонула, погружалась в непроглядный мрак, где не существовало даже воспоминаний, ничего не существовало.

Только ее имя. Кто-то выкрикивал ее имя, снова и снова. Она бы не откликнулась – зачем возвращаться туда, где так холодно и больно? – но голос, звавший ее, принадлежал Глебу, и она кое-как разлепила смерзшиеся ресницы.

Открыв глаза, она увидела перед собой Глеба, тормошащего ее за плечи.

– Римма! Римма!

В ее сознании мелькнула мысль, что она уже умерла и видит, как он горюет над ее бездыханным телом. Но, почувствовав, как на лице тают снежинки, решила, что это галлюцинация, а не смерть.

Она устало опустила заиндевевшие веки.

– Римма, милая моя, – приговаривал Глеб, подхватывая безвольное тело на руки. – Любимая, не спи, прошу тебя. Сейчас я тебя согрею, только держись.

– Глеб, – прошептала Римма едва слышно. – Глебушка…

Ее раскачивало, как на волнах. Держать глаза открытыми было очень трудно, но она старалась. Иначе она не смогла бы видеть над собой лицо Глеба.

– Ох, моя маленькая! – Его голос дрожал. – Не пропадай больше, пожалуйста. Я… я так сильно тебя люблю. Поговори со мной, ладно? И не закрывай, не закрывай глаза.