Екатерина Васина - Дерзкая. Тайный поцелуй

— Не советую заказывать этот десерт.

Я перевожу взгляд от меню на спутника. Роб Рэйн — двадцать семь лет, менеджер в строительной компании, название который выветрилось у меня из головы почти сразу. Светлые волосы, светлые глаза, широкая челюсть и взгляд песика. При этом деловой костюм, галстук в полоску и видимо дорогие часы, на которые он то и дело поглядывает. Он никуда не спешит, просто хочет, чтобы я их заметила.

— Выглядит он аппетитно. — отвечаю Робу. — И я люблю "красный бархат".

— Дело твое, конечно, Адриана, но здесь его подают на огромной тарелке. Огромный кусок с кремом. Как насчет калорий?

— Это заразно? — пытаюсь я пошутить.

Но Роб лишен чувства юмора. Недели три назад, когда мы познакомились, я надеялась, что просто его юмор настолько тонок, что мне его не понять. Но нет, сегодня окончательно убедилась: Роб неспособен шутить. Потому на мою фразу он чуть приподнимает бровь. Видимо, чтобы я устыдилась своего поведения.

Где была моя голова, когда я с ним знакомилась?

— Я закажу "красный бархат", — говорю спокойно.

Роба отыскала мне маменька. Тогда я только прилетела в Ванкувер, месяц назад. У меня гудела голова, меня преследовал жестокий "джет-лаг" и постоянно хотелось спать. А тут мне р-р-раз и подсовывают мужчину. Причем подсовывают то в прямом смысле слова: "Дорогая, бла-бла-бла, это сын моей знакомой, мы отлично общаемся".

Мое упрямство в тот момент мирно похрапывало, как и интуиция. В итоге Роб то пропадал, то появлялся, мы пару раз сходили на свидание. Пока я не заподозрила, что мне он ну совсем никак. Это когда идешь с парнем и даже поговорить не о чем. И внутри ничего не шевелиться.

Может, я разучилась любить? Такое может быть? Выгорание или разочарование?

— Адриана, давай я закажу нам морковный кекс.

У меня на лице невольно появляется такая гримаса, что Роб сглатывает и объясняет:

— Он полезный. И не слишком жирный, что тоже неплохо после стейка.

— Ненавижу морковный кекс.

— Но он полезный. Просто попробуй.

Роб отворачивается, чтобы отыскать нашего официанта, а у меня в голове точно пружина щелкает: пора валить. Я так больше не могу. Мне срочно надо на воздух.

— Я… отойду. — выдавливаю из себя. Роб, не поворачиваясь, кивает. Он все никак не может обратить на себя внимание официанта.

Я же ощущаю себя почти преступницей, когда направляюсь по проходу между столиками, в дальний конец зала. Там, за шторкой, короткий коридор и две двери: для мужчин и для женщин.

Я ощущаю чей-то взгляд, быстро кошусь в сторону. Этого брюнета с брутальной щетиной не знаю. А он откровенно разглядывает меня, даже не подумав, что сидящей рядом с ним спутнице такое может не понравится. Я даже не пытаюсь рассмотреть его подробно, просто продолжаю путь к свободе. А свобода у меня за туалетной дверью. Где тихо играет классическая музыка и булькает один из унитазов. И, к счастью, никого нет.

Сумочка у меня с собой, на улице тепло. Вспоминаю запоздало про короткую куртку, которая осталась висеть на спинке стула. Ладно, думаю, мне ее или вернут, или же придется искать новую.

Окно в туалете узкое, длинное и чуть приоткрыто в честь весенней погоды. Я со вздохом стягиваю туфли, лезть на каблуках в окно занятие так себе. Платье к счастью не узкое, но короткое. Впрочем, вряд ли кто-то увидит меня.

Приходится торопиться, так как я не знаю, насколько долго пробуду здесь одна. Внутри немного стыдно за такой побег, но будет еще хуже, если я не выдержу и нахамлю Робу. Он не виноват, что не смог мне понравиться от слова совсем.

Платье задирается почти до талии, пока я протискиваюсь в окно. Больше чем наполовину оно открываться не желает. Но мне хватает. В лицо ударяет запах весны и… дождя.

Ну конечно! Именно сейчас должен пойти дождь. Я спрыгиваю на тротуар узкой улочки, неподалеку от мусорных контейнеров. И вдруг слышу за спиной голос.

— Уход по-английски все же происходит немного не так.

Низкий тембр точно бархатом проскальзывает по коже. Я же подпрыгиваю и зачем-то выставляю перед собой сумочку. И при этом пытаюсь одернуть платье. Хотя мое белье, думаю, уже успели рассмотреть.

Здесь почти нет фонарей, только один кое-как светит, над выходом в закоулок. Отсюда, видимо, выносят мусор.

Свет выхватывает рослую фигуру мужчины. И я вдруг узнаю в нем того, кто смотрел на меня в зале ресторанчика. Этот мощный подбородок, заросший густой щетиной. Ненавижу небритых мужчин! Они мне всегда напоминают дровосеков. А если он в костюме, как этот тип, то значит дровосеков в костюмах.