Олег Рой - Римские каникулы

Читая сопроводительные письма, Римма решительно не находила, к чему бы придраться: все кандидаты были образованны, самостоятельны, без обременений в виде бывших жен и детей, имели движимость и недвижимость в достаточном количестве, чтобы не заподозрить их в желании поживиться за счет только что окончившей университет молодой москвички на старте карьеры.

Проштудировав с десяток анкет, Римма, к удивлению и явному неудовольствию мамы (та ведь твердо рассчитывала на зятя-итальянца!), остановила свой выбор на тридцатипятилетнем шведе по имени Олаф. Он работал инженером на предприятии по переработке древесины, имел красивый и уютный собственный дом, занимался спортом, вел здоровый образ жизни и тоже, как и она, был страстным фотографом-любителем. Написав ему, Римма почти сразу же получила ответ, в котором Олаф сдержанно и тактично восхищался ее внешностью и знанием английского языка.

Завязалась теплая дружеская переписка. Несколько месяцев они общались по электронной почте, обмениваясь собственноручно сделанными фотографиями и болтая обо всем на свете: о погоде, работе, хобби, о любимых фильмах и книгах. За это время Римма полностью втянулась в почти ежедневный обмен записочками и длинными письмами и поняла, что не прочь познакомиться с Олафом поближе. Идея превратить виртуальное знакомство в реальное исходила от Олафа, и Римме такой подход показался вполне разумным. Когда наступила весна, они дважды встретились в выходные на нейтральной территории – в Санкт-Петербурге. Римма приехала на утреннем субботнем «Сапсане», а Олаф встретил ее на Московском вокзале (он сам прилетел еще в пятницу вечером). Была середина апреля, и Петербург, в отличие от Москвы, едва-едва начал просыпаться от зимней спячки. Но снега в центре уже не осталось, погода тоже не подвела – пасмурное серое небо за два дня так и не разразилось дождем, – и они чудесно провели время, гуляя по городу и фотографируя.

Олаф выглядел, как хрестоматийный скандинав: высокий, широкоплечий, с большими ручищами, со светло-серыми, словно прозрачными, глазами. Довершал образ могучего северянина белоснежный шерстяной свитер крупной домашней вязки, выглядывавший из-под куртки-ветровки. Но, несмотря на такую брутальную внешность, в общении он был мил и внимателен, не напыщен, смешно шутил и с видимым интересом слушал все, что рассказывала ему Римма.

В первую встречу, когда они еще только присматривались друг к другу, программа вышла довольно стандартной: прогулка по Невскому до Эрмитажа, билеты в который практичный Олаф купил по интернету заранее, обед в панорамном ресторане с видом на Исаакиевский собор и вечер в джаз-клубе. На следующий день Олаф хотел съездить в Выборг, его семью что-то связывало с этим городом еще до большевистского переворота, но Римма не рассчитала время, добираясь от гостиницы на Финляндский вокзал, и они опоздали на поезд. Следующая электричка была только через несколько часов, и поездку пришлось отменить, поэтому они целый день просто гуляли по Питеру, вновь разговаривали и фотографировали, фотографировали и разговаривали. Олаф был обаятелен и вежлив, с ухаживаниями не напирал, и домой в Москву Римма уехала совсем окрыленная новым знакомством.

Вернувшись, она простодушно рассказала маме об Олафе, не скрывая, что тот ей очень понравился. Людмила Сергеевна старалась не показывать своего неудовольствия, но по-прежнему не была готова расстаться с идеей, что ее дочь выйдет замуж за итальянца. Она стала предпринимать довольно неуклюжие попытки «открыть глаза» Римме на «этих сомнительных северян»: подсовывала детективы и триллеры про маньяков-убийц, зачитывала вслух и порывалась вместе обсудить статьи про статистику алкоголизма, самоубийств и депрессивных расстройств в Скандинавских странах. Римма только посмеивалась про себя и мягко переводила разговор на другие темы, чтобы не обижать маму. Она всерьез увлеклась Олафом, и он тоже демонстрировал неподдельный интерес к ней.

Второй раз они встретились через месяц, и снова в Санкт-Петербурге. Значительно потеплело, буйно цвели яблони и вишни, распускалась сирень, тюльпаны, высаженные на клумбах стрелки Васильевского острова, складывались в прихотливые красно-розово-желтые узоры и так и просились в объектив. Белые ночи и разведенные мосты над Невой совсем вскружили Римме голову. Стоя на пляже Петропавловской крепости и любуясь тонким абрисом роскошных особняков на Дворцовой набережной напротив, она куталась в тот самый белоснежный свитер, заботливо накинутый ей на плечи, и чувствовала, что настало время для волнующих перемен. Вернувшись домой, Римма мысленно уже начала готовиться к переезду в Европу и записалась на курсы автовождения. В России водительские права ей не были особенно нужны, на покупку машины Римма пока не заработала – но жизнь за границей без автомобиля казалась невозможной.