Надежда Волгина: Самая обаятельная и сексуальная практикантка

– Какие-то проблемы? – надменно вскинула брови Инга Михайловна, глядя на меня сверху-вниз.

– Нет… Я все сделаю, кивнула я.

Только на разборку бумаг у меня ушло около часа. Примерно столько же я потратила на составление внутренней описи. И лишь к тому времени работники творческой группы немного оживились, наводя порядок на столах и собираясь домой.

– Долго тебе еще? – подошел у моему столу Денис. – Подождать? Подброшу до дома…

Он уже был полностью одет, и в глазах его горело желание поскорее улизнуть. Я прекрасно понимала, что интересуется он из чистой вежливости. Нет, понятно, конечно, что если бы и я была готова уйти, то он с радостью бы подвез меня до общаги. Но ждать он не планировал, да и я бы не позволила. Да и он посматривал на Аню, которая тоже торопилась покинуть офис.

– Не надо ждать, – бодро улыбнулась я Денису, хоть и уже устала до чёртиков.

И мне так завидно было всем остальным. Но если я в первый рабочий день поддамся всем этим слабостям, то точно не продержусь тут долго. Да и предупредили меня, что легко не будет. Галендеева, вон, тоже сидела в своей каморке и над чем-то трудилась. Интересно, личная жизнь у нее есть какая-то?

– Спасибо, что предложил, но мне еще нужно поработать, – заверила я Дениса.

– Тогда до завтра, – с чистой совестью отрапортовал он и бодрой походкой потопал на выход.

Все остальные потянулись за ним. Мне же только и оставалось, что затолкать усталость и зависть подальше и продолжить трудиться.

Прошло еще около часа, прежде чем я подготовила пакет документов для отправки адресату. Оставалось только подписать сопроводительное письмо и найти в себе силы на дорогу домой. И все это время Инга Михайловна не покидала своего кабинета.

Нет, я все понимаю – трудоголики частенько встречаются. Они работают не покладая рук, всех себя отдавая любимому делу. Плюют на личную жизнь, не замечают, как бежит время… Этому можно найти объяснение. Но как объяснить то, что они в окружающих не видят людей со своими заботами и желаниями? Например, я. Сегодня мой первый рабочий день, и я планировала вечером отметить это событие в кругу близких друзей. Обычно мы собирались у кого-нибудь в комнате, накрывали «поляну» и шумно кутили. Пока комендант не устраивал нам разнос. Но сегодня кутить уже будет поздно, как ни крути.

Все эти мысли вяло и сонно барахтались в моей голове, пока направлялась к Розову, чтобы подписать письмо. По дороге размышляла, как вести себя, если его не окажется на рабочем месте. Тогда я с чистой совестью оправлюсь домой, – мысленно успокоила я себя.

В приемной генерального директора меня ждала личная трагедия. Не моя, а худышки-секретарши Розова. Девушка съежилась за своим столом, безмолвно плакала и растирала слезы по щекам. Делала, видно, это уже давно – нос у нее был солидно-большим и красным. Даже не зная причин, мне стало ее ужасно жалко.

– Что-то случилось? – аккуратно поинтересовалась я.

– Не могу так больше! – посмотрела она на меня огромными и очень несчастными глазами, громко всхлипнула, да еще и икнула. – У меня нет сил даже думать…

А стол перед ней был завален бумагами. И я еще себя жалела? Тут уж во мне всколыхнулась не жалость, а злость. И контролю она не поддавалась.

– У себя? – кивнула я на внутреннюю дверь, чувствуя, как заломило зубы.

Секретарша только кивнула, а по щеке ее скатилась крупная слеза. Она взяла лист бумаги со стола, но взгляд, которым смотрела на тот, сохранял горестную бессмысленность.

Ну все! Пора с этим делом разобраться! Я уверенно шагнула к двери, а за спиной у меня прозвучал испуганный возглас.

– Ты куда?! К нему нельзя сейчас…

Можно! Мне все можно, особенно когда я в таком состоянии. Секретарше я предпочла не отвечать, смело распахивая дверь в кабинет директора.

В первый момент я даже не поняла, что именно вижу. Но когда сообразила, что передо мной голая мужская спина, зачем-то тихо прикрыла дверь.

В кабинете директора царил полумрак. Приглушенный свет разбрасывал лишь настенный светильник. И свет этот преломлялся в его хрустальных гранях, отбрасывая причудливые отблески на стены.

Розов сидел на полу, спиной к двери, обнаженный по пояс и в позе лотоса. Что?! Я правда это вижу?! В то время, как его секретарша находится на грани нервного срыва от истощения, он преспокойно занимается йогой? Медитирует, так сказать, постигает духовную глубину… И как это можно назвать? Садизм в наитончайшем проявлении?