Лина Мур - Индукция страсти

Мне открывают обезображенное тело, и мои пальцы касаются пряди чёрных волос. Коротких. Практически сгоревших. Девяносто шесть. Пятьдесят три. Восемьдесят девять. Параметры Бланш.

– Чёрт, – жмурюсь, понимая, что они идеально подходят этому телу.

– Сэр, у нас нет в базе её ДНК. Отпечатки сделать невозможно, мы подали…

– Сейф. Информация во мне, – шепчу я, вспоминая её слова.

Поднимаю голову и встречаюсь с несколькими парами удивлённых глаз.

– Перчатки. Дайте мне перчатки и разрежьте живот, чтобы добраться до кишечника. Проверьте его немедленно, – протягиваю руку, ожидая, когда в неё вложат необходимое мне.

– Но, сэр, мы не имеем права делать вскрытие без разрешения, – возмущается тихо тот, кто моложе.

– Я ваше разрешение. Это приказ. Немедленно произвести вскрытие и тщательно проверить кишечный тракт, – натягиваю перчатки.

– Хорошо. Тогда приступаем. Это займёт немного времени, – кивает мне старший, и я отхожу от стола.

Декланд и Гамильтон отходят к стене, когда я подхожу к холодильным камерам и нахожу одно единственное имя, с кем хотел бы проститься. Выдвигаю поддон с трупом и сглатываю горечь.

– Ларк. Прости меня, что я не помог тебе выбраться. Ты бы мог, но они не дали тебе и шанса. Мне жаль. Мне жаль, – шепчу я, касаясь отметины от выстрела.

Он был моим братом, и я испытываю сочувствие только к нему. Не могу найти причин этому явлению, но я хотел бы узнать его лучше. Я считаю, случись всё иначе, то он был бы хорошим человеком. Ларк бы смог измениться, и у него, вероятно, было бы прекрасное будущее. Но его нет. Я потерял в этой войне всех, кого мог бы любить. Я лишился семьи так рано, что в эту минуту скорбь не вызывает во мне боли. У меня и не было семьи, только идея, ради которой мы существовали.

– Сэр, – оборачиваясь к патологоанатомам, я закрываю камеру и подхожу к ним.

Моё сердце опускается вниз, когда на ладони, затянутой в перчатку, мне протягивают маленькую карту памяти. «Информация во мне» . Отшатываюсь от мужчины и перевожу взгляд на неё.

– Бланш… чёрт, Бланш, – издаю стон, и всё рушится.

– Вон. Пошли все отсюда вон, – рычу я, направляя пистолет на патологоанатомов.

– Положи это и вон. Немедленно, – указываю им на дверь и они, опасаясь моего состояния, да я и сам его боюсь, быстро покидают помещение.

Оружие падает из моих рук, и я жмурюсь, воя от боли. Она вбивает в моё сердце острый гвоздь, прокручивая его внутри, отчего мои ноги подкашиваются.

Из моего горла вырывается крик одинокого мужчины, потерявшего свою женщину. Я кричу, хватаясь за волосы, и ощущаю, как горячие капли мучений и агонии адской смеси горя наполняют мои глаза, скатываясь по лицу. Я кричу, пытаясь этим облегчить свою боль. Кричу, чтобы все слышали, как страшно осознавать то, что я не спас её. Я кричу, падая на колени и ударяя кулаками по полу, стараясь как-то пережить осознание – моя гадюка погибла. Её больше нет. Она никогда больше не дотронется до меня. Я никогда не смогу ей сказать, как глубоко она завладела моим сознанием. Все слова теперь пустые, и я трус, так и не решившийся признаться, что люблю её. Поздно. Ей уже не узнать, как глубоко раскаиваюсь и как сильно я разочарован в себе. Время, его иногда бывает так мало и не хватает, чтобы бороться с собой. Но я старался. Я не терял шанса позволить её словам проникнуть в меня. Она спасла меня, а я вот не смог. Я обещал ей и не сдержал своих обещаний.

Последний хриплый крик срывается с моих губ, и всё затихает. Поднимаюсь на ноги и мне плевать, что в моих руках, которыми я обнимаю её, труп. Мне всё равно, что кровь пачкает меня. Мне больно. Горло дерёт, а я вою, качая её в своих объятиях.

– Прости меня… не оставляй меня одного. Не забирай у меня причину, чтобы жить. Бланш… гадюка… ты стала единственной женщиной, единственным человеком, перед которым я упал на колени, – шепчу, а слёзы катятся из моих глаз. Я не помню, чтобы когда-то плакал так горько, как сейчас. Ещё мальчиком. Маленьким и не имеющим кровавого следа из жертв, я тоже плакал, потому что не понимал: почему я переживаю это? Почему меня заставляют выбирать одиночество, когда мне очень скучно? Почему я так жестоко расплачиваюсь за чужие грехи? Почему это случилось со мной?

Я знаю, что мои слова бесполезны. Они не приносят облегчения. Они ничто, но я не в силах остановиться. Я не в силах отпустить её. Я не в силах простить Бланш за то, что она всё же меня любила и закрыла собой. Я зол на выдуманное задание, которое обернулось невообразимой потерей для меня. С ней ушла и часть моего сознания. Оно угасло в том месте, где жила она.