Наталья Литтера - Синий бант

Аптека оказалась дежурной. Нетерпеливая спешно одетая Дуня узнала об этом внизу на ресепшен.

Правда, провизор по-английски не понимал, а Дуня не изъяснялась по-немецки. Пришлось рисовать две полоски на листе бумаги. Из-за стресса она купила пять разных тестов. Чтобы уж наверняка. И все пять показали одинаковый результат – положительный.

А Ваня все спал…

А тут…

Дуня смотрела на веер из тестов. Сколько он еще будет спать? Она не выдержит ждать. Присев на край кровати со стороны мужа, Дуняша свободной рукой тронула плечо с темной вытатуированной вязью.

– Вань, Ваня-я-я…

Он не проснулся.

Пришлось тихонько потрясти. Подскочил как ужаленный, сразу схватил за руку, в глазах…

– Тебя тошнит?

Дуня покачала головой:

– Нет.

И сунула ему под нос все тесты.

– У меня… у нас… вот…

Он долго рассматривал представленную новость, а потом констатировал очевидное:

– У нас НЕ КРЕВЕТКИ.

– Не они… – очень тихо, почти шепотом подтвердила Дуняша.

Ваня зевнул, закрыв ладонью рот.

– Ну и отлично. Раз тебя больше не тошнит и это не креветки, давай спать. Нам вставать в девять.

Сказал и лег. И глаза закрыл! И даже задышал ровно, словно уже начал дремать.

Дуня растерянно смотрела на спину мужа. И это все?! Вся реакция на новость?!

А потом опустила голову и заморгала. Нет, она конечно, предполагала, что у мужчин и женщин разная реакция на подобные события, но не до такой же степени… Это ведь ребенок! Это… это…

Не хотела и все же хлюпнула. И губы задрожали.

Он лежал и старался дышать ровно, притворяясь спящим. И ждал. Визга. Удара сзади подушкой по голове. Нагоняя.

Ничего не происходило. А когда тишина стала совсем странной, раздался звук. Всхлип.

Что, не смешно сейчас было?!

Тут же очевидно стало, что не смешно. Иван подскочил, развернулся. Успел заметить дрожащий подбородок и повисшую на ресницах слезу. И обхватил руками жену, прижал крепко.

Прости, ох, прости. Я думал, будет смешно. Хотя какие уж тут шутки.

Он обнимал и укачивал Дуню как ребенка. Так, как, наверное, будет качать через какое-то время своего малыша. Осознание произошедшего стало медленно расширяться в голове. Или в груди. И тут же возникла острая необходимость что-то сказать.

– У твоего мужа дурацкое чувство юмора, – в темные волосы над ухом. – Надеюсь, наша креветка его не унаследует.

Дуня перестала хлюпать. Прижалась и обняла поперек спины. Наверное, они выглядели со стороны странно: он – в одном исподнем и она – в джинсах и футболке, надетой задом наперед. Только наблюдателей тут не было. Лишь он и она. И еще… кое-кто.

– Ты… ты рад? – проговорила Дуня тихо ему в трайбл.

– Я СЧАСТЛИВ, – Иван вдохнул полной грудью. – И очень-очень тебя… вас… люблю.

– Ваня… Ванечка мой…

А он гладил ее по голове, зарывался пальцами в волосы, массировал кожу. Успокаивал как мог. И одновременно пытался справиться с тем, что все разрасталось в груди.

Да, они планировали. Да, собирались. Да, не предохранялись. И как им в голову пришло грешить на креветки?

Господи, они дураки.

Господи, неужели это правда?!

– Я так ждала эту поездку, никогда не была на подобных выставках. Здесь все очень интересно и… – Дуняша вздохнула и прижалась плотнее к его плечу. – А сейчас больше всего хочу домой. Ты хочешь домой?

– Мой дом там, где ты.

Свершившийся факт расширился окончательно и обрушился во всей своей непреложности на совершенно растерявшегося Тобольцева.

Ему казалось, он сейчас лопнет. Просто лопнет от знания, открывшегося ему. Как все будет. И что он больше не сам по себе. Теперь он отвечает не только за себя. И не только за Дуню, которая вполне взрослый человек и в целом сама за себя в состоянии ответить. Теперь есть еще некто, кто появится на свет благодаря ему, Ивану. И за которого он отвечает отныне и до конца дней своих.

Как страшно.

И прекрасно.

В голове что-то перемкнуло, и, чтобы не сойти с ума окончательно, он произнес, прижимая крепко и бережно свою женщину к груди.

– Если будет сын, то назовем Франк… фурт. А если дочка – то Майна.

Дуня рассмеялась. И даже не стала спорить.

А родившееся спустя восемь месяцев дитя не назвали ни Франкфуртом, ни Майной, потому что бабушка Идея была против.

Дочитать статью про новинки косметики не получилось. Интересный рассказ о свойствах ночного крема 30+ прервал возмущенный детский возглас:

– ПапА-А-А!!!

Именно так – на последний слог. Практически по-французски.