Наталья Литтера: Синий бант

Для Тани стали привычными уроки до одиннадцати – выпускной класс. Дуня переживала, что дочка не выспится, плохо встанет утром, пару раз даже предлагала оставить танцы и школьное радио, но…

– Мама, – смеялась Таня, целуя ее в щеку, – не переживай! Я все успею.

Дуня вздыхала и согласно кивала головой. Дочка серьезно занималась латинскими танцами, двигалась потрясающе и свела с ума половину мальчишек школы точно. А завтра – контрольная по физике. Как она ее сдавать будет?

Со стороны кухни послышался грохот. Это сын пошел искать, чем можно перекусить поближе к полуночи, – растущий организм.

– Почему наши дети никогда не ложатся спать вовремя?

Вопрос чисто риторический, однако ответ на него был получен.

– Они вовремя ложатся. У них просто свое собственное время.

Дуня посмотрела на мужа, который устроился на кровати поверх одеяла, закинув руку за голову. А затем вернулась к своему занятию.

– Они завтра не встанут, – расческа легла на полированную поверхность.

Настала пора крема для рук.

– А твоя волшебная лейка на что?

Дуня улыбнулась мужским глазам в зеркальном отражении.

Все такие же пушистые ресницы. Все такие же темные густые брови, только теперь между ними залегла глубокая вертикальная складка. И в волосах легкая седина, а в остальном… Ваня, любимый Ванечка. Дон Кихот, одним словом.

Для других же – Иван Тобольцев, тот самый, у которого за плечами десятки персональных фотовыставок, в том числе и международных, престижные премии, имя и куча поклонников его творчества. И поклонниц. Было время, когда Дуня ревновала. После вторых родов ее фигура утратила тонкость и стала более пышной. «Мягкой», как говорил Ваня.

А там – в фотостудии красотки сменяли одна другую: реклама, сессии для глянцевых журналов, личные портфолио.

А тут – мешки под глазами от бессонной ночи, потому что у Вани-младшего режутся зубки, юбка не сходится на талии, бедра потеряли былую упругость. Мягкие, да…

Дуне потребовалось время понять, что изменения ее фигуры муж не просто принял – они ему нравились. Вот эта округлость, мягкость, статность.

«Дуняшка моя», – говорил он, прижимая жену к себе.

И постепенно она успокоилась, вошла в привычную роль царицы – варила борщи, пекла пирожки, с удовольствием кормила любимого мужа, помогала отбирать фотографии для выставок и готовила каталоги его работ.

– Волшебная лейка уже зарезервирована на завтра для тебя, – сказала Дуня, поднявшись с пуфика.

Хотела добавить, что надо бы заранее налить холодной воды, но Ваня не дал – взял подошедшую Дульсинею за руку, потянул на себя, уложил рядом и обнял.

– Я завтра и без лейки встану.

Конечно, встанет. Завтра важный день – открытие Школы Ивана Тобольцева. Это курсы для тех, кто уже умеет держать в руках камеру и желает постичь секреты настоящего мастерства, кто хочет снимать «как Тобольцев». И для них все готово: учебная программа, группа высококлассных специалистов, оборудование, классы.

Дизайном школы, конечно, занималась Дуня. Эта работа принесла ей массу удовольствия. И запись желающих на предстоящий учебный год уже закончена, через три дня – первые занятия. А завтра – праздничное официальное открытие.

В шкафу висит красивое серо-жемчужное платье, которое утром будет надето, бордовые лаковые шпильки к нему стоят в коридоре.

Дуня поудобнее устроилась на плече с темной вытатуированной вязью. Она знала там каждую линию, с закрытыми глазами могла воспроизвести узор и всякий раз читала в сложных переплетениях новую историю. Ведь любой этнический орнамент всегда несет в себе послание. Меняется время, меняется послание. Что ждет их завтра?

– Ты придумал десять слов или все же будет речь? – спросила негромко.

– Будет десять слов. Но! У меня прогресс. Все десять будут разные. И – внимание – цензурные!

Вполне в Ванином духе. Дуняша рассмеялась и поцеловала мужа в шею, как раз туда, где вязь только начиналась. Поколдовала на удачу. И туда же пробормотала:

– Придется такое историческое событие снять на камеру.

– И без тебя будет кому снимать, – Иван потянулся к выключателю. – У тебя другая работа.

И эта работа ей нравилась. «Любимая женщина» – самая лучшая работа на свете.

– Надеюсь, они все-таки уже спят, – пробормотал Ваня, касаясь губами щеки своей Дульсинеи.

В квартире было тихо-тихо. Правда – недолго. Вскоре на кухне снова захлопали холодильником, и почти сразу же послышалось громкое ломающимся юношеским голосом: