Ульяна Гринь - Спорим, мы поженимся?

— Плохо джакузи вымыта, — сообщил Гоша, растирая в ладонях что-то с резким ароматом. Я чихнула и обиженно заметила:

— Я мыла.

— Плохо мыла.

Он сел за стол и развернул сложенную мною уточкой салфетку, положил её на колени. Взглянул на меня вопросительно. Я сообразила, что ему надо, и сняла колокол с блюда. Гоша уставился на курицу, подозрительно обнюхал её со всех сторон, взял вилку. Ковырнул. Положил кусочек в рот и принялся жевать.

Хлеб забыла!

Я метнулась к хлебнице и принесла два ломтика хлеба — цельнозернового, чёрного, душистого. Гоша поморщился и выплюнул курицу обратно на тарелку:

— Что это?

— Курица на пару, — растерянно ответила я.

— Ты её пробовала?

— Эм... Нет. А что, нужно было?

— Она твёрдая, как подошва!

— Да не может быть! — воскликнула я, цепляя кусочек курицы вилкой. Блин. Как же это так получилось? Пароварка, конечно, дело для меня новое, но вроде бы я всё сделала по инструкции! Подошва, не больше и не меньше. Испортила такое куриное филе красивое.

— Простите, — пробормотала покаянно. Гоша закатил свои красивые восточные глаза:

— Что ещё есть?

— Рис с овощами, — я сорвала крышку с блюда и обомлела. Рис свалялся комками, между которыми притаились варёные кусочки сладкого перца и стручковой фасоли. Они единственные выглядели бодренько, а вот рис. Да как же так, ведь полчаса назад он был таким рассыпчатым и вкусным даже на вид! Это полный здец.

Гоша брезгливо колупнул монолит риса и холодно сказал:

— Это каша? Я не просил делать мне на ужин кашу. Я достаточно ел этой дряни в детстве.

— Это просто неправильный рис, вот и всё, — в отчаянье ответила я. — В следующий раз будет лучше!

— Следующего раза не будет! — отрезал Гоша.

Ай! Похоже, моя плата за сегодняшние галеры помахала мне ручкой! В последнем творческом порыве я предложила с вымученной улыбкой:

— Давайте я вам чаю заварю!

— Нет!

Я даже вздрогнула. Гоша выпрямился и со стуком положил на стол вилку. Поиграл желваками на скульптурно вырезанных скулах и сказал уже спокойнее:

— Чаем я займусь сам. А ты. На выход. Я сам позвоню в агентство и скажу, что ты меня не устроила.

— Я, между прочим. Между прочим.

Задохнувшись от негодования, махнула рукой на гостиную:

— Я вылизала всю квартиру! Я выгладила рубашки! Я не виновата, что у вас пароварка, а я никогда не готовила в ней! И рис какой-то странный! И вообще... Я работала, так что хочу, чтобы мой труд был оплачен!

— Работала? — переспросил он, и в глазах заиграли недобрые огоньки. — Ты натёрла мои глянцевые полы матовым средством! Теперь они не блестят!

— Конечно, не блестят! Разве можно так жить?! — воскликнула я. — Смотреть больно, глаза слепит! Как бы я уборку делала при таком солнце и блестящих полах?

Несколько секунд мы мерились взглядами — мой дерзкий против его злого, но злой победил. Гоша встал, хлопнув ладонью по столу, и сказал веско:

— Ты уволена. Уходи.

Потом улыбнулся уголком губ и добавил:

— И переводчика я уже нашёл. Так что в твоих услугах больше не нуждаюсь.

— Ну и идите вы. лесом! — в сердцах крикнула я и ушла в коридор. Быстро натянув кроссовки, схватила сумку и, разумеется, вывалила всё её содержимое на пол. Чёрт! Уже чуть не плача, принялась собирать свои вещи, покидала их, не глядя, обратно в сумку и выскочила за дверь.

Противный, жопорукий, невоспитанный Гоша!

Чтоб я ещё раз так вляпалась. Да никогда на свете!

В агентство я даже не поехала. Пусть тоже идут лесом с такими клиентами. Я вышла от Гоши, старательно загоняя внутрь слёзы, и, подумав с минуту, открыла карту города в смартфоне и забила в поиск «пекарня», активировав локализацию. Я хочу пироженок! Я хочу очень вредных пироженок с очень вредным кофе! Я заем свою обиду сладким кремом и вкусной сдобой. Решено. И вуаля, как раз в сотне метров на углу есть симпатичная кофейня с многообещающим названием «Франсуа».

Как тут пахло выпечкой — не передать! Прямо с порога я вдохнула восхитительный тёплый, домашний аромат горячего хлеба прямо из печки, и даже сердце замерло, пропустив удар. Как будто у бабули в деревне побывала. Ещё раз потянула носом, как голодная собака, и поняла, что с утра ничего не ела. Даже крошечку не посмела взять от клиента. Который, к тому же, оказался Гошечкой-картошечкой!

Нет, я не буду больше о нём думать. Я закажу сладкий кофе и к нему — два пирожных. Три! И круассан. Это же французская пекарня. Сколько я читала о круассанах, шоссонах, эскарго. Да даже эклер — французское слово и французская сладость! Обожаю этот язык, он сам весь словно торт Наполеон!