Надежда Волгина: Резус-фактор

Насильник получил максимальный срок – восемь лет лишения свободы и какой-то там штраф, суммы я не запомнила. Обвинили его в нападении, сопряженном с применением насилия и угрозы, опасной для жизни и здоровья. Вот уж о ком я точно не сожалела и даже считала, что ему еще повезло, что наказание слишком мягкое. Оставалось надеяться, что отсидев срок в местах, не столько отдаленных, он больше не захочет совершать ничего подобного. Но и на это надежда была призрачная – как правило, таких людей жизнь ничему не учит.

Вот так мое прошлое оказалось отмщенным. И спасибо за это я должна сказать провидению и Даниилу. Не думаю, что стремилась именно к такому результату, но после всех судебных тяжб, когда злодеи понесли заслуженное наказание, дышать мне стало как-то свободнее, что ли. И тогда же я узнала, что в тот дом насильник попал случайно – просто задержался после бурной вечеринки. Что никакой он не хозяин и даже не друг хозяина. Стало быть, тогда мне просто крупно не повезло на него нарваться. Он же уже тогда был конченным подонком. В общем, после длительных уговоров Инги я согласилась сотрудничать с тем клиентом.

На этом мне бы хотелось закончить рассказывать вам о грустном, но не получается, потому что еще не все страницы перелистнуты. А так хочется уже поделиться с вами своим счастьем в чистом виде!..

Моя мать умерла ровно через месяц после визита в клинику. Сообщила мне об этом Инга, которой позвонили из хосписа, где все и произошло. Инга же мне сказала, на какой день назначены похороны. Что я тогда почувствовала? Трудно сказать… Что-то щемящее поселилось в душе. Со временем ощущения притупились, но оставили после себя след, который я буду хранить всю свою оставшуюся жизнь. Мать я не любила, но уже давно простила ее за все. И мне очень хотелось не думать о ней плохо.

Я компенсировала хоспису затраты на организацию похорон, но на самом погребении не присутствовала. Даниил только уточнил, окончательное ли мое такое решение? Настаивать ни на чем не стал, и вообще эту тему предпочел обходить молчанием. Инга была на похоронах, а вскоре привезла мне письмо, которое пришло на адрес моего агентства. Письмо было от матери, посмертное, значит. И совсем короткое…

«Настя! Я уже умерла, а мертвым можно говорить то, что никогда не скажет живой. В глубине души я всегда знала, что отношусь к тебе несправедливо жестоко. Думала об этом каждый день и каждый час, когда обижала тебя и старалась отравить тебе жизнь. Твоя мать всегда была настоящей сволочью, отдающей себе в том отчет. И нет этому оправданий. Как и прощения я у тебя не прошу. Но, может быть, тебе хоть чуточку легче станет, если узнаешь, что я тебя любила. Понимаю, что ты сейчас думаешь, что это неправда. Но поверь, и такая любовь существует, когда любишь и делаешь больно. Я очень плохой человек, и если есть ад, то я уже там… Ну а тебе я желаю счастья с человеком, который тебя любит по-настоящему. Кажется, я знаю, кто он. И еще я думаю, что смогла бы любить твоего ребенка, если бы ты разрешила ему иметь такую бабушку. Но это все лирика. Прощай. И не вспоминай меня».

Вот и все – короткое сухое письмо в духе моей матери. Но, прочитав его, я впервые заплакала именно по ней. И я ей поверила, хоть и не поняла ее.

Ну вот и настало время счастья, не считаете? Моего личного счастья, которым я хочу поделиться с вами. Счастья, к которому ты идешь сквозь тернии, но которое потом наполняет твою жизнь и делает ее цельной. Выстраданное и выплаканное у судьбы счастье – именно так оно досталось мне. Только, не подумайте, что я ищу жалости. Ничего подобного! Я просто рассказала вам честно свою историю и чем она завершилась.

Пока я лежала в изоляторе, но не изолированная от внешнего мира, пришли результаты цитогенетического исследования плода. Сообщил мне о них Даниил и сделал это так торжественно, что я не знала, то ли мне впору прослезиться, то ли можно рассмеяться над его нарочитой серьезностью. Но я уже научилась читать по его глазам, и в тот момент в них плескалась радость.

Анализ пуповинной крови моего ребенка не выявил ни одной из часто встречаемых хромосомных аномалий. Никакой синдром кого-то там моему малышу не грозил. И этот было очень хорошим признаком. Однако, он не отменял резус-конфликта. Количество антител в моей крови по-прежнему было выше нормы, но также хорошим фактором являлось то, что они не нарастали, как сообщил мне Даниил. То есть, мне, как и до этого, нужно было регулярно сдавать анализы и следить за титром.