Ирина Нельсон - Второстепенный - Плата

- Эльтам тоже не отказывают, - брякнула я. – Тот черноволосый ей предложение сделал.

На меня выпучились все, кто был в пределах слышимости.

- Предложение? Ей?! Да ты шутишь! Эльты на людях не женятся!

- Женятся, - возразила я, уже пожалев, что не удержала язык. - Если у них из родни только эльты остались.

Хозяин побагровел. Я даже немного заволновалась, что его хватит инфаркт.

- Ты - эльт?!

- Ага. Так что, вы сейчас мне деньги отдадите или потом, моему профессору?

Профессора Хова и взрослых эльтов в частности никто в баре видеть не захотел, и кровно заработанные мне отдали. И даже зазывали заходить ещё - вдруг «сестра» всё-таки передумает насчёт певческой карьеры.

- А теперь куда? – спросил меня Ай, когда я выбралась из Сохо и пошла к трамвайной остановке.

- Выбора нет. Едем в Тенбрук, - вздохнула я.

Лондон жил своей жизнью. Всюду сновали люди, пели колокольчики на дверях кафе, шелестели колёса электромобилей, какая-то маленькая девочка восхищённо глазела на дирижабль, что плыл в зимнем небе с лебединой величавостью, да мальчишка размахивал газетой и выкрикивал новости. Новости, кстати, были и о Циклогенераторе, и о Владыке Златовласе, который впервые в истории появился на международном собрании монархов. Что, собственно, и побудило меня притормозить купить газету.

Ай помолчал, посмотрел, как я спрятала газету в почтальонку, и спросил:

– Ты серьёзно думаешь провести Хова?

- Нет, конечно, - вздохнула я. - Но если возвращаться – то на своих условиях.

Так больше шансов его зацепить и вызвать меньше вопросов. Главное – сначала хорошенько проработать легенду. Так, чтобы она стала чистой правдой.

Вот уж верно говорят, хочешь насмешить бога – расскажи о своих планах. Я ведь как хотела поступить? Сначала приехать в Тенбрук, осмотреться, потыкаться среди местных, найти какой-нибудь угол в ночлежке или палатку разбить в лесу с ограждающим контуром, долго втихаря лечить всех подряд во всех своих видах. И только потом идти к Хову на поклон, когда за мной уже будет много обязанных эльтов. Хорошая мысля? Хорошая.

Была.

По приезду я обнаружила, что Тенбрук – слишком маленький город для ночлежки, и закономерно пошла на другую сторону реки, намереваясь окопаться во владениях профессора. Ведь у него целая улица заброшенных домов, во многих ещё можно было растопить камин. Но в итоге затормозила, увидев приоткрытую дверь знакомого дома.

Профессор никогда не оставлял за собой приоткрытые двери. Да еще в глубине за окном мелькнула какая-то тень. Я юркнула за стены девятого дома.

- Ай, загляни, а?

- А чё сразу я? – шуганулся Ай.

- Ты мертвый, тебя не увидят!

Келпи не было секунд тридцать.

- Порядок, - отрапортовал он. – Хов там не один. Пошли дальше.

- Почему они дверь не закрыли? – насторожилась я.

Взгляд келпи вильнул в сторону.

- Не до этого им.

Порыв зимнего ветра прошёлся по улице, закружилась мелкая снежная пыль. Дверь профессорского дома качнулась, открывшись шире, и я разом забыла о всякой конспирации и планах.

На внутренней стороне двери красовался широкий кровавый отпечаток ладони. А по полу в глубину тёмного коридора уходила цепочка алых пятен. Ветер донёс до меня запах – густой, металлический запах крови и боли нескольких людей, келпи и его, профессора.

Я услышала, как внутри кто-то болезненно стонет, и сорвалась с места, наплевав на причитания Ая. Там Корион, там раненые, им нужна помощь!

* * *

Голова трещала так, словно все мозговые клеточки превратились в петарды.

- Профессор, потерпите чуть-чуть… Я сейчас, секундочку…

Небольшие мягкие ладони приподняли его голову, в нос ударил крепкий травяной запах, сквозь губы в рот просочилось кисло-солёное лекарство. Слепящее алое марево боли почти сразу подёрнулось дымкой. Свет вышиб из приоткрывшихся глаз слёзы, и уже знакомые ладони быстро вытерли их со щёк.

- Профессор, скажите что-нибудь… - что-то разбилось, вызвав особенно мучительный приступ боли, а следом раздались сочные русские ругательства. Шёпотом, чтобы не беспокоить сильнее.

Темнота раскололась надвое, явив кусок родного потолка отчего дома и перевёрнутую патлатую голову. Золотистую. Кудрявую. Очень обеспокоенную.

- М-м-м… минус двадцать баллов за сквернословие, Волхов, - прохрипел Корион и раскашлялся.

Вадим тут же сунул ему в рот носик заварочника. В рот снова пролилось кисло-солёное лекарство, смягчая сорванное в крике горло. Корион узнал зелье из собственных запасов и, разом вспомнив об остальных, попытался привстать, повёл глазами. Он не ошибся – это была лаборатория его отчего дома, а сам он лежал на низенькой кушетке, у которой рядком стояла армия флакончиков и бутылочек, которую возглавлял тазик с водой и окровавленные тряпки.