Софи Гонзалес - Всего лишь полностью раздавлен [litres]

– Я же говорю, это брокколи, – прозвучал мамин голос.

Камера повернулась и показала ее, печатающую что-то на ноутбуке. Наверное, рабочие сообщения. В тот год маму назначили менеджером в какой-то бухгалтерской компании, тогда ей еще нравилась такая роль. Я помнил, как она работала дома по вечерам (и в выходные), чтобы все успеть.

– Олли срыгивал все с брокколи. Как бы тщательно я ни пробивала еду блендером, как только она оказывалась в его рту… буэ.

Рядом со мной мама из сегодняшнего дня разразилась смехом. Я взглянул на нее без тени улыбки.

– Я не дам Кристе вырасти привередливой к пище, – заявила тетя Линда, приподняв брови и отворачиваясь, чтобы сунуть очередную ложку дочке в рот.

Криста незамедлительно все выплюнула, и Рой захохотал так сильно, что резко опустил камеру.

– Ага, и чем это закончилось, Лин? – спросила мать, обращаясь к Линде на экране. – Ты сдалась, когда родила Дилана.

– Мам.

– Я говорила ей: у тебя остается решимость, пока они маленькие, но в итоге ты понимаешь, что намного легче срезать корочку, чем слушать за каждым обедом трехчасовую истерику!

– Мам .

– Да, милый?

– Тебе не кажется… что пока рановато смотреть видео?

Она выглядела растерянной, будто не имелось ни единой причины, по которой мне следовало так думать.

– А когда не рано? Какое тут правило, Оливер?

Я не знал, но был вполне уверен, что «три часа после смерти» – действительно рано для того, чтобы любовно смеяться над усопшим героем этого видео.

– Прости. Я… я хотел сказать, что просто еще не готов.

Мама кивнула.

– Конечно, милый. Но я здесь еще посижу. Именно это мне сейчас и нужно. Мне необходимо посмотреть какие-то… общие видео, ладно? – Она улыбнулась, но ее глаза уже увлажнились. – А что тебе нужно сейчас? Я могу для тебя что-то сделать?

Мне не нужно слышать голос тети Линды, словно она еще жива. И не нужно обсуждать планы на ужин с папой. Мне надо делать что-то… что угодно , лишь бы не натягивать на лицо улыбку и притворяться, что все отлично.

Мне надо находиться в другом месте.

– Можно я встречусь с друзьями?

Мама рассеянно кивнула.

– Да, милый. Но будь дома к девяти.

Она даже не спросила, куда я иду. Она – на пятьдесят тысяч процентов не в порядке. Может, мне лучше остаться. Но она сделала звук погромче: тетя Линда стала пробовать еду Кристы, чтобы доказать дочери, какая она вкусная, и я понял, что уже не выдержу.

Поэтому я схватил со столика ключи и побежал к машине.

Я понятия не имел, куда еду. Куда податься? Сначала я бесцельно катался, заезжая в какие-то переулки и выруливая обратно, а потом обнаружил, что останавливаюсь, чтобы найти его адрес в «Гугл картах».

В том, чтобы ехать к нему, не было никакого смысла. Даже Лара или Нив во многих отношениях подошли бы больше, потому что мы хотя бы не переставали общаться. Но он знал про тетю Линду, был в курсе, как сильно она болела.

Летом, ночь за ночью, слушал, как я шепчу в темноту о том, как сильно я боюсь, что она умрет.

Мне надо с ним увидеться.

Дом Уилла оказался не менее пугающим в дневное время, чем в День благодарения. Я затормозил, уставился на него и с колотящимся сердцем сглотнул. Поворачивать обратно уже нет никакого смысла. Дорога все-таки была длинной.

Но мне не хватало смелости подойти к двери. Поэтому я ему позвонил.

– Ты сейчас дома? – спросил я.

– Да.

– Я на улице.

– Ты… стой.

Он сбросил звонок. Распахнулась входная дверь, Уилл выскочил на крыльцо, спустился по ступеням и зашагал по подъездной дорожке. Я в оцепенении вылез из машины и стоял, обнимая себя за плечи, пока Уилл не приблизился ко мне.

Похоже, он все понял, как только увидел мое лицо.

– Олли, – выдохнул он, протягивая руки.

Я ринулся ему навстречу, словно в этом не было ничего странного и мы не игнорировали друг друга последние несколько недель. Когда я почувствовал его ладони на спине, то разрыдался.

– Ох, Олли, нет. Мне ужасно жаль.

Он повел меня, плачущего, кашляющего и дрожащего, прямо в свою комнату, даже не дав поздороваться с его родителями. Мама и папа отказались бы от меня, если бы узнали, что я повел себя настолько невежливо, но в тот момент мне было все равно. Он оставил меня ненадолго, чтобы объяснить все родителям, а затем вернулся обратно и молча сел рядом со мной.

К тому моменту, как я наконец достаточно успокоился, чтобы быть способным говорить, мы с Уиллом просидели на его кровати минут пятнадцать. Он ни разу не попытался подтолкнуть меня к разговору. Просто сидел, прижавшись своим плечом к моему и положив руки на колени.