Софи Гонзалес - Всего лишь полностью раздавлен [litres]

Вторая причина оказалась более однозначной. Позднее, в тот же день, я припарковался у дома после школы: мне не надо было ехать к тете Линде.

У нее уже давно не было осложнений, тьфу-тьфу-тьфу, поэтому я собирался посвятить вечер собственной персоне, «Нетфликсу» и целой упаковке шоколадных конфет. В общем, только я выключил зажигание, как получил сообщение от Лары.

Понедельник, 15:04

Можно я кое-что тебе расскажу?

Лара никогда мне не писала. Только в «Снэпчате», но последнее не считалось. Это было абсолютно неожиданно, без какой-либо инициативы с моей стороны. Поэтому я почувствовал себя заинтригованным.

Я поставил автомобиль на тормоз и написал ответ.

Понедельник, 15:06

Давай.

Не успел я вытащить ключ из замка зажигания, как она ответила. Похоже, она набрала сообщение еще до того, как я успел ей написать.

Понедельник, 15:06

Я покончила с Рене. По крайней мере, мне уже не так обидно. Ты умеешь хранить секреты?

Понедельник, 15:07

Что?

Понедельник, 15:07

Это и правда секрет. Я думала о Мэтте после нашего разговора… на танцах…

Понедельник, 15:08

О боже, ты хочешь новых отношений, чтобы забыть про Рене!

Понедельник, 15:08

Нет!

Может быть…

Какая разница, если так? Ну и что? Нам – семнадцать, мы же не будем сразу жениться на людях, с которыми встречаемся. Я просто развлекаюсь.

К тому же он горячий.

Понедельник, 15:09

Ага. Очень горячий. Особенно когда разбирался с Шарлоттой.

Понедельник, 15:09

Руки прочь!!! Думаешь, мне стоит попробовать?

Понедельник, 15:09

Это сделает тебя счастливой?

Понедельник, 15:10

Не знаю, Олли, я не чертов экстрасенс! Но все возможно.

Я рассмеялся. Вот это жизнь. Пробовать безумные вещи на тот случай, если они внезапно сделают тебя счастливой. Такой метод совершенно противоречил моей личной философии: я сто раз анализировал и рисковал лишь тогда, когда вероятность провала не превышала пяти процентов. Но вероятно, в подходе Лары имелось свое преимущество.

Понедельник, 15:10

Согласен. Конечно, попробуй. Веселись как можно больше, пока это не перестанет тебя радовать. А если такого никогда не случится, то не переживай. Все к лучшему.

Понедельник, 15:11

Ха. Я всегда как можно больше веселюсь. А в чем тогда смысл?

Я ухмыльнулся на ее ответ, открывая бедром входную дверь. С моего плеча начал спадать рюкзак, и я подпрыгнул, поправляя его, приземлился и замер, увидев сидящих в гостиной родителей.

Они оба должны находиться на работе.

Я дал рюкзаку соскользнуть с руки и упасть на пол у двери. Мне хотелось выбежать вон, сесть в машину и вернуться в недавнее прошлое. Потому что я с ужасающей уверенностью знал: я не готов к тому, что скажут родители.

Но я заставил себя войти в комнату, прошаркал к дивану и тяжело опустился на него.

Тишина.

Я заговорил первым, потому что мама и папа продолжали молча смотреть друг на друга, решая, кто первым сообщит мне новость. Будто им требовалось ее озвучить и я еще не знал, что грядет.

– Когда все случилось? – спросил я.

Как ни странно, они явно почувствовали облегчение. Наверное, из-за того, что никому из них не надо было говорить это вслух.

– В обеденное время, – сказал папа.

Ох. Обед. Она мертва уже несколько часов. А я даже не заметил катастрофических изменений. Я думал, что почувствую. Каким-то образом.

– У нее была тромбоэмболия лёгочной артерии. Нам в какой-то мере повезло, что все так произошло, – вымолвила мама напряженным голосом. – Это… ну… быстро. И нам… нам говорили, что ее здоровье ухудшается. И скоро ей будет очень больно. Очень больно, Олли. А она не хотела страдать. Никто не хочет. Нельзя так проводить последние недели своей жизни. А она провела последние недели с нами, гуляя, наслаждаясь едой, смеясь.

Я уставился в пол.

– Много людей в ее ситуации остаются с заблокированным кишечником. Все, что они могут делать в свои последние дни, – лежать в кровати и пускать слюну. Ужасный способ уйти… А Линде не пришлось испытывать это на себе, милый.

Она пыталась меня утешить? Просто ее голос был таким умоляющим, что скорее казалось, что она хочет сказать мне: «Да, это правда, но уж точно не худший день в нашей жизни».

Я открыл рот, но не сумел выдавить ни слова. Я прочистил горло и попытался снова.

– Понятно.

Мы опять сидели в тишине. Я думал, мы должны обнимать друг друга или всхлипывать, но я не мог плакать. Я был ошарашен – и все. Что мы должны теперь делать? Серьезно, что? Поехать успокаивать дядю Роя? Он вряд ли захочет нас видеть. Еще не время.