Джасинда Уайлдер - Сексуальная жизнь (ЛП)

Возможно, мне не стоило переживать.

― Спасибо за то, что принимаете меня тут, ― сделала я попытку поблагодарить Доменику на итальянском языке.

Доменика улыбнулась и кивнула. Она провела нас в арку по узкому коридору, украшенному портретами и изображениями Девы Марии. Мы вошли в кухню, просторную, с высоким потолком, стенами, выложенными плиткой, и медленно крутящимся наверху вентилятором. У стены стоял большой стол из единого толстого куска дерева, поцарапанный, старый и гладкий от постоянного использования. Стол определенно был старинной вещью, которую любили и часто использовали. Доменика провела ладонью по поверхности стола, проходя мимо.

― Садись, садись, пожалуйста. Кофе будет подан в уно моменто* (прим. от перев. ит. ― Один момент).

Стулья были такими же старыми, массивными и гладкими от постоянного использования. Лука сел рядом со мной и незаметно взял меня за руку под столом, отчего я почувствовала себя подростком. Его мать кружилась по кухне, наполняя графин из стекла и металла водой и кофе. Она поставила его на плиту, и только тогда я поняла, что Доменика варит кофе в перколяторе, ― об этой вещи я слышала, но ни разу ее не видела. Пока в нем кипел кофе, Доменика сделала сэндвичи из толстых кусков домашнего хлеба, мяса, которое она достала из бледно-зеленого холодильника, где-то 1950-го года выпуска, и ярко-желтой головки сыра. Все это она поставила перед нами; Лука схватил корочки и отложил отдельно на тарелке. Я усмехнулась.

― Что? ― не понял он, набив рот. ― Мама знает, как я люблю сэндвичи. Я говорил, что я мамин сын.

Доменика сказала что-то по-итальянски через плечо.

― Мама, перестань притворяться, что не знаешь языка. Пожалуйста, говори по-английски. Не будь грубой. ― Лука повернулся ко мне. ― Мама сказала, что ни одна девушка не знает мужчину так, как его мать.

― Я примерно так и поняла. Я услышала слово «Мадре».

Лука засмеялся и сердито посмотрел на Доменику, когда она пробормотала что-то на итальянском языке.

― Она думает, что притворяться, будто она не знает английского ― это смешно. Она понимает абсолютно все, что мы говорим, и может довольно прилично разговаривать, но не хочет. Наверное, ей нравится, когда американцы ее недооценивают.

Доменика взглянула на Луку, буркнув что-то, подозрительно напоминающее ругательства.

― А теперь она грубит. Такие-то грязные слова в адрес любимого сына!

― Не самого любимого, когда тот сует нос в чужие дела, ― свободно произнесла Доменика по-английски с сильным акцентом. ― Разве можно быть таким недобрым к своей старой матери? Не даешь хранить секреты от американской подружки.

― Мама, она мне не... то есть, мы не... ― Лука запнулся и потер нос. ― Ох уж эта назойливая пожилая леди. Не обращай внимания на нее, Делайла.

― Мне кажется, она веселая, ― сказала я.

Мы прикончили чрезвычайно вкусные сэндвичи, и Доменика поставила перколятор на стол, медленно опустила пресс и разлила густой черный кофе по старым глазурованным чашкам из фарфора. Даже после добавления молока и сахара кофе был страшно крепким, это ощущалось с каждым осторожным глотком.

Доменика села рядом с нами, налила себе чашку кофе и отхлебнула, не добавив ни сахара, ни молока.

― Ты на отдыхе, Делайла?

― Да, мэм. Что-то вроде... длительного отпуска, ― кивнула я.

― Ты что-то ищешь здесь? ― сузила глаза Доменика.

― Мама, пожалуйста, ― прорычал Лука.

Доменика взглянула на сына с наивным интересом:

― Я просто спрашиваю.

Со стороны арки раздались голоса, врываясь неожиданным шумом в комнату.

― О, твои братья и сестра идут сюда. Может быть, им нужна помощь, Лука? Делайла, останься со мной и помоги приготовить ужин, хорошо?

― Мама, я не думаю, что...

― Все нормально, Лука. Я с радостью помогу. ― Я встала и положила руку ему на плечо. Доменика отвернулась и стала наливать воду в кастрюлю, так что я использовала эту возможность, чтобы украдкой поцеловать Луку.

― Иди, повидайся с семьей. Я справлюсь.

Лука допил кофе и встал. Он снова поцеловал меня, а выходя из комнаты, и вовсе, ущипнул меня за попу. Я подавила писк и увернулась от его руки, хлопнув его по плечу.

Можно было подумать, будто насытившись Лукой, я буду нормально себя чувствовать, оставшись одна, но как только он вышел из комнаты, я сразу задумалась, когда же смогу остаться с ним наедине. Меня тревожила глубина желания быть с ним, сексуальный голод, который я испытывала по отношению к нему, и сладкие высоты кульминаций, к которым он меня возносил. Я всю жизнь жила, не зная, что именно упускаю, и теперь, когда Лука показал мне это, я не могла насытиться.