Соро Кет: Сахарная кукла

– Иди сюда! – приказал он, хватая меня за руки.

– Да, тише ты! – уже громче, взмолилась я. – Ты ее разбудишь!

– Плевать! – он притянул меня ближе и обхватил за талию.

Его ладони прожигали тонкую ткань. Губы скользили по моей шее. Он втягивал в себя запах, как кокаин. Старый, как сам мир ритуал: самец принюхивался к самке. И все мои инстинкты шептали: «Расслабься, не бойся, верь!»

– Боже, как хорошо ты пахнешь, Джесс!

Джесс?! ДЖЕСС?!!

Инстинкты пристыженно замолчали.

– Как ты меня назвал?!

– Тише! – он рассмеялся. – А что такого? Когда ты говоришь: «Ральф», я откликаюсь.

Я не ответила; уши все еще пытались прислушаться к темноте. Не спускается ли по лестнице сама Джессика. Филипп стал снимать пиджак. Его рубашка фосфоресцировала во тьме.

Последнее время мы ругались, как супружеская пара со стажем и Ральф в речах всплывал постоянно. Сперва я все отрицала, потом сдалась. Я и сама устала прятаться по углам и понимала: он устал еще больше. Филипп любил размах, когда все вокруг глазеют на его девушку… Пусть лучше верит, будто я изменяю ему, чем понимает, что я на все готова, лишь бы не отпускать.

– Я никогда не говорю тебе: «Ральф». Это ты говоришь о Ральфе, не затыкаясь! Я тебе надоела? Так и скажи, не трусь. Я никогда не причиню тебе вреда, и ты это знаешь!

– Иди сюда, – сказал Филипп уже серьезно.

Пиджак упал на пол; отступая на цыпочках, словно балерина, я пыталась сказать ему, что Джессика не пила. Что она трезва, вот уже неделю. Трезва и зла как собака, особенно на него. Но Филипп не желал меня слушать. Его губы опять и опять отыскивали мои.

Я отвернулась, он удержал меня, обхватив за талию и по-настоящему крепко прижал к себе.

– Скажи мне: «Трахни меня!» – прошептал он прямо мне в ухо.

Шепот обжег барабанную перепонку. Я уперлась животом в диванную спинку. Моя ночная рубашка мелькнула в воздухе и утонула во тьме. Где-то между журнальным столиком и пустым камином. Обхватив меня сзади, Филипп тяжело дышал мне в висок. Шрам горел, пульсируя под его губами. Моя сердце билось, как сумасшедшее. Грохот кровь в ушах заглушал громкий ход настенных часов.

– Скажи, что ты меня любишь!

Филипп методично мял мою грудь. Даже не мял, месил, как тугое тесто. Было и больно, и приятно одновременно.

– Животное , – прошептал из памяти голос Джесс.

Любимый…

Я еще крепче прижалась к нему спиной, запрокинув голову, нашла его губы. Пряжка его ремня на миг вонзилась мне в поясницу, но боли я не почувствовала. Лишь гладкую ткань его брюк и твердые, мускулистые ляжки наездника.

Джессика была дома, в паре метром над нашими головами. Я знала это, знала, что должна сказать ему «нет», но не могла произнести даже звука. Самым прекрасным в сексе с Филиппом, самым острым и сладким чувством, было чувство опасности. Страх, что нас с ним застукают.

И желание, чтобы это случилось.

Разум медленно отключался, чтоб не мешать. Этот мужик заводил меня быстрей, чем свою феррари!

– Трахни меня, – хриплым шепотом бормотала я, – пожалуйста, прямо сейчас, Филипп!.. Трахни!

Он толкнул меня на белый диван.

Тот самый диван, который не импрегнирован! Тот самый, за пятнышко на котором, он еще утром клялся меня убить… Мягкая кожа поддалась под моими коленями, ни разу не скрипнув, нагрелась. Свистнул выдернутый из петель ремень и упал на пол, громко стукнувшись металлической пряжкой. Треснула «молния», Филипп выругался:

– Порвал!..

Я не ответила, не до того было. Его член слепо тыкался в мои ляжки. Просунув между них руку, я сама направила его внутрь.

– Как теплое масло!.. – выдохнул Филипп.

Мы замерли, напряженные, как лошади перед стартом.

Мускулы внизу живота трепетали, сжимаясь сами собой. Филипп осторожно тронулся, сделав первый мягкий толчок. Его ляжки ударились о мои, застыли. Я ощутила каждую выпуклость, каждый их изгиб. Меня слегка повело вперед, я чуть не упала.

– Держись, – рассмеялся он, как смеялся, когда учил меня ездить на лошади.

Я крепче уперлась руками в белоснежную кожу дивана. Лунный свет упал на мои ладони. Огонек ресивера тонко горел зеленым. Мир вокруг затаил дыхание… Филипп мягко тронулся, плавно наращивая темп.

Луна следила за нами сквозь жалюзи.

Внутри всю хлюпало, его ляжки громко шлепались о мои, отражаясь в черном от сажи стекле камина. Его дыхание, мои собственные, сдавленные всхлипы, ход стенных ходиков в гулкой тьме высокого холла и его шепот:

– Скажи, что любишь меня!.. Скажи это!