Анастасия Артемьева - Вздох до смерти

Мужчина поднялся из своего кресла, отдёрнул полы пиджака, стряхнул невидимую грязь с дорогой ткани, и начал медленно расхаживать по кабинету.

— Ты нарушила многие планы, Ангелина, а я такого не прощаю, — пожурил Валентин. — Нельзя было раскрывать свои карты противникам, а вернуть тебя в страну могло только нечто сверх…ошеломляющее. Тебе было на всё плевать, кроме «предвестников». Смерть одного из них подкосила бы, принесла боль, выбила из колеи, только ты бы не вернулась в Россию, а вот смерть Роберта… Знаешь, удивительно, как так долго вам удавалось скрывать своё родство, играть на публике столь искусно. Обвели всех вокруг пальца, точно малых детей!

На плечи опустились стальные ладони, отчего дыхание спёрло в груди, а по позвоночнику пробежался холод.

— Моё второе имя — Игрок. Знаешь, почему?

Нужен ли был Валентину мой ответ?

Нет.

Мужчина с самого начала рассчитал ходы, давая мне лишь мнимое право выбора, хотя ни о каком выборе не могло идти и речи.

— Вся наша жизнь игра, а мы точно шахматы на чёрно-белой доске. И каждый раз, оказываясь вблизи развязки, сталкиваемся с выбором. А я обожаю предоставлять этот выбор каждому, ведь порою, решение оппонента способно многому научить.

— Но всё всегда заканчивается смертью? — горько усмехнулась, впиваясь ногтями в собственные ладони до боли.

— Смерть — единственное орудие, раскрывающее истинную сущность человека. Поверь, я повидал многих, кто мог одними словами влюбить в себя целые народы, но почти все они перед смертью оказывались не теми, кем желали являться. Но твой брат заслуживает уважения, ведь он оказался одним из немногих, чьё «лицо» осталось прежним.

Пришлось приложить немало усилий для сохранения равновесия, хотя желание наброситься на Валентина, забить до смерти, готово было свести всю выдержку на «нет».

— Перед смертью я предоставил ему выбор: ты или Клэрри, — склонившись, прошептал на ухо Чарсов.

О подобном «выборе» даже не догадывалась, зато немного становилась понятна суть Валентина. Наш враг был лишён «доброй» стороны человеческой натуры, для него не существовало никаких ценностей и законов. Чарсов младший — безжалостный Игрок, и он полностью оправдывает своё второе имя.

Любая игра азартна, существует с целью завлечь, и зачастую сводит с ума. Одержав победу раз, хочется испытывать это чувство вновь, а затем снова, снова и снова, пока не стираются все допустимые грани. Человек попадает в список «Опасен», ведь отличить игру от реальности больше не может, а любой вызов превращается в очередную игру, где главное — выиграть.

— Я не осуждаю выбор брата. Он поступил правильно, — безэмоционально произнесла, смотря точно перед собой на стену.

— Думаешь, он выбрал твою подружку?

— Будь иначе, она бы была мертва.

— Логично. Только Ледокол никого не смог выбрать.

— Ч-что? — кое-как прохрипела, теряя от волнения голос.

— Он пустил себе пулю в голову раньше, чем я успел раскусить его замысел. И ты должна благодарить своего брата, ведь отняв собственную жизнь, он сохранил две жизни. Выбор не был сделан, а я всегда играю честно.

«Роберт…», — мысленно произнесла имя брата, чувствуя сжимающееся сердце от невыносимой боли и…счастья.

Ледокол не держал на меня зла, ни в чём не обвинял и не осуждал. Брат любил меня. Любил наравне с той, которую назвал своей женой перед Богом.

«Роб и так был обречён, поэтому решил не загонять в могилу ещё и меня», — подумала, как мог решить и любой другой человек, только я понимала больше.

Мы росли вместе, познавали мир вместе, горевали и радовались всегда вместе, и, как в любых отношениях, между нами были ссоры, но их масштаб порою пугал. Если сильно как-то задевала Роберта, то на глаза ему было лучше не попадаться, да и вообще о себе никоем образом не напоминать. Мужчина умел мстить не только врагам, но и тем, кого любит. Я бы не назвала это отрицательной особенностью, да и у всех разное понимание того, что «хорошо», а что «плохо». Только, если уж последствия обиды брата пугали иногда даже «предвестников смерти», то о других и говорить не стоит. И время не могло ничего решить.

Роберт никогда не менял своих решений и чувств.

Мужчина мог назвать моё имя.

Мог.

«Что ж, моя дорогая. Теперь тебе с уверенностью есть, к кому уходить», — с облегчением вздохнула душа.

— Ты улыбаешься, — констатировал Валентин, возвышаясь надо мной.

Даже не заметила перемещений врага, отдавшись на волю тёплых чувств.