– Слушай и не перебивай. Тебе надо пробираться к железной дороге. А путь здесь один – по реке. Здесь идет сплав леса. Прибейся к сплавщикам, скажи, что потерялся в тайге. Народ здесь незлобивый, я знаю, – тихо, словно сам себе говорил он. – Доберешься до Дормидонтовки, это железнодорожная станция. Большие поезда там проносятся мимо, а рабочие останавливаются.
Откуда он все это знал, мне неизвестно. Видать, был из дальневосточников, потому и вел нас по таежным тропам уверенно, обходя поселки и селения.
– Мой тебе совет, – продолжал он, – Не возвращайся домой, в Сибирь, там тебя пустят в расход, как белогвардейца, да и семью твою не пожалеют. Езжай на Восток. Затеряйся. В нынешней неразберихе поменяй фамилию. Вот тебе мой наказ, – тихо сказал он и попросил пить.
На утро я обнаружил его застывшим. Я похоронил его, закопал золото, приметил место, как советовал Гдальский, столкнул телегу с обрыва в реку. Впервые за весь путь я ехал верхом, а не шел за телегой. Лошадка принесла меня к берегу, на котором у костра сидели сплавщики. Вот, сынок, и все, что я хотел тебе поведать. Вкладываю отдельный листок, вроде рисунка и приметы места, где я закопал золото. Если у тебя хватит сил, и возможностей можешь его забрать. На это тебе мое родительское благословление».
Далее в письме Фрола Прокопьевича Пепеляева шли пожелания сыну и житейские наставления.
– Настена, подойди ко мне, – позвала Аграфена внучку. Девочка побаивалась своей суровой бабушки, хотя та ни единого раза не обидела ее. Но и не приласкала. Относилась к ней, словно та была не более домашнего предмета.
Своего деда Фрола, бородатого, высокого мужика, похожего на таежного лешего Настя любила. С нею он был ласков, возвращаясь из тайги, либо с рыбалки обязательно приносил ей гостинец. Была ли то маленькая птичка, попавшаяся в дедов силок, либо забавная рыбка специально для нее посаженая в баночку с водой. Настена долго играла с подарками, а потом рыбку относила к речке и выпускала в воду, а птичку подкормив, отпускала тут же во дворе.
Глупая пичуга не спешила покидать место своего пленения – усаживалась на колышек тына и принималась чирикать. Девочка считала, что птичка благодарит ее за угощение, и прощается с ней. Об этом она рассказывала своему деду, сидя с ним рядышком на ступеньках крыльца, когда тот отдыхал после трудового дня.
– У тебя, Настенка, доброе сердечко, хотя еще и крохотное. – В ту пору девочке едва исполнилось пять лет.
Но два года, как деда не стало. На валке леса его придавило деревом, удар пришелся в голову, Фрол умер на месте.
– Легкая смерть, – констатировала суровая Настина бабка, супруга Фрола, не проронив ни единой слезинки. Настя плакала навзрыд.
Деда похоронили, и Настена осиротела. Родители работали в леспромхозе на далеких делянках, там и жили. Домой наведывались нечасто. От силы два-три раза за сезон. Росла и воспитывалась девочка у деда с бабкой. Теперь она осталась наедине с суровой старухой.
Родители Насти приезжали на дедовы похороны.
– Мам, до окончания нашего договора с леспромхозом остался всего месяц. Получим расчетные и вернемся. Буду работать на местной лесопилке. Да и вам одним будет трудно жить без деда, – сказал Прохор, Настин тятька, после того, как последние люди покинули поминальное застолье.
– Да пора бы. Скоро умирать буду, с кем останется девчонка, – проворчала Аграфена, моя в тазу грязную посуду, которую подносила, собирая со стола, Дарья, ее невестка.
– Мам, что ты такое говоришь? О какой смерти? – запротестовал сын, по его мнению, вполне крепкой на вид матери.
– Ладно, не тебе судить о моей смерти, – как всегда сурово попеняла она сыну.
Отметив девять поминальных дней, Пепеляев Прохор Фролович с женой Дарьей Емельяновной отбыли на далекую леспромхозовскую делянку. Девочка осталась наедине со своей суровой бабкой.
Двадцатидвухлетний Фрол Прокопьевич Пепеляев прислушался к советам умирающего Гданьского. Не стал возвращаться на Родину в Омскую губернию, а решил отправиться на Восток.
Сплавщики накормили парня, и, пошарив по мошнам, снабдили его деньгами, которых едва хватило, чтобы добраться до Губерово. На перроне хозяйничал 1922 год. Хаос, не приведи Господи. Пачками шныряли какие-то военные, бегали люди с мешками. Охрипшими голосами кричали командиры: «Стройся».
Однако Фрол уже наслушался подобных команд. Юркнул в толпу то ли нанайцев, то ли якутов, грузивших на подводы пузатые мешки, набитые чем-то легким и объемным. Схватив мешок, понес его к телеге, тут же вернулся назад, взял второй. Он нагружал одну подводу за другой вместе с нанайцами, пока ни единого мешка не осталось на платформе.
Читать дальше