Николай Щербаков - Северная ведьма. Книга первая. Потомок

Сам хохочет, Серёга, улыбаясь, осуждающе качает головой. Из рубки выглядывает вахтенный матрос.

– Сергей Михалыч, там по «акации» из диспетчерской вас вызывают. Говорят, к нам буксир направили. На какой-то причал перешвартовка. На какой – не разобрал. Боцмана вызывать?

– Подожди, я сам разберусь. Что ты вечно вперёд батьки лезешь? Пошли в рубку, Витёк, а то отморозишь всё. А за проходной вон девки в очередь стоят, тебя ждут. Все глазоньки проглядели.

Моряки заходят в рубку. Здесь тепло. Но непривычно грязно, натоптано. В рейсе, на переходе, да и на промысле чистота идеальная была, вахтенным матросам спуску не давалось. А вот день всего в порту и всё запустили, суета, всем некогда. Сергей идёт к трубке коротковолновой радиостанции, а по пути, поддав коленом вахтенного матроса, такого же молодого пацана, как и сами штурмана, беззлобно говорит:

– А ну-ка, инициативный ты наш, швабру в руки и чтобы через десять минут всё блестело. На перешвартовку пойдёшь на палубу концы тягать. Всё, кончили перекур с дремотой. А то в порт зашли и распустились. Одни бля начальники.

– Ага, меня тоже один такой начальник в рейсе пытался даже учить, как секстаном пользоваться, – поддакнул Виктор, – я, говорит, на военке помогал штурманам. А я ему, вы, говорю, со своими командирами на военке от берега на милю не отходили. Весь срок на бочке простояли. А секстаном орехи кололи. Ты, говорю открытый океан только сейчас и увидел, а туда же – секста-ан.

Пока вахтенный штурман связывался по рации со службой капитана порта, Виктор устроился на привычное за долгий рейс место в рубке – между корпусом локатора и иллюминатором.

– Слышь, Серёга, ты про девок там что-то трепался. Так я тебе отвечу. Я ещё в рейсе решил. Прихожу в порт, никаких девок. Точка. Возьму отгулы и в Ростов. Мне подруга ещё в начале рейса писала. Мол, если серьёзно настроен, то приезжай, женись и я твоя. И поеду, писала, за тобой хоть в Мурманск, хоть на край света. Так что нет мне никакого смысла здесь с девками затеваться. Правильно?

– Это какая такая подруга? Как её, Тамара, что ли? Это её фотка у тебя над койкой?

Сергей положил трубку и подошёл к Виктору.

– Вроде ничего, красивая. Но моя лучше. И заметь, законная.

Он растянул слово «законная» и покрутил пальцем под носом приятеля.

– Моряки серьёзные дела на после рейса не откладывают. И я это сразу после окончания мореходки официально оформил. Сечёшь? И у меня в кармане сразу и распределение, и свидетельство о браке лежало.

– Ага, и короедов вы с молодой женой сразу после мореходки и потом перед каждым рейсом строгать начали. Сколько их у тебя? Я видел, она тебя, как будто, с одним встречала. Пацан?

– Сам ты пацан. А он боцман. У него, когда спрашивают, как тебя звать, он отвечает – боцман.

Сергей ушёл в штурманскую рубку, и слышно было, как он закрутил колесо городского телефона.

– Витя, – крикнул он оттуда, – я звоню кэпу домой, он наверно ещё не вышел. Доложу насчёт перешвартовки, а ты смотри. Если решил идти в город, то давай, пока трап не убрали.

– Да ты чего, Серега? Ночь на дворе. Куда ты меня в такую рань гонишь? Не-ет, я, пожалуй, до обеда на борту останусь, пойду, вздремну ещё. А потом мотану на почтамт, на междугородку, закажу разговор с Ростовом. В «Арктику» загляну, поужинаю с рюмашечкой. Может кого знакомых встречу. К утру буду свеженький, не волнуйся. Сменю, как положено.

Виктор потянулся, хрустнул пальцами и прижался носом к стеклу иллюминатора. И совсем по детски вздохнув, с восторгом сказал:

– Красота какая! – и помолчав, – ты знаешь, вот как вошли в Северное море, открылись норвежские берега, у меня с того момента эта красота перед глазами стоит. Вы, северяне привыкли. А я такой красоты в жизни не видел. Я вообще не думал, что в море ночью так красиво может быть. На юге ведь ночи чёрные. Тьма-тьмущая. А здесь море свинцовое, а берега, сопки белые, как сахар и такие таинственные. Особенно если одинокий огонёк в сопках. Ты представляешь? Там ведь люди живут. Представляешь? Я смотрел на эти огоньки и думал – живёт там молодой парень, моряк или смотритель маяка. Крепкий такой, с бородкой. И с ним его подруга. Шикарная блондинка. Только не фифочка там какая, а такая! – прижал сжатые кулаки к стеклу иллюминатора, – и преданная ему. И на мили никого вокруг. Вот двое их – и никого вокруг. А они друг для друга. Вот это жизнь, это я понимаю любовь. А над ними полярное сияние. Слышь, Серёга, ты слышал, как оно шуршит?