Инга стояла у окна в большой просторной кухне. Мыслей в голове не было, кроме одной – ее предали. Причем, предали так, что даже поплакаться в этом она никому не может. На работе сказать, что застукала мужа в постели с мужиком – боже упаси! Сказать сыну и брату – тоже нельзя. Просто стыдно. Да и слов подходящих не найти. Слава богу, отец не дожил до этого дня. Вот уж кто бы докопался до всего сам! Да так, что пух и перья летели бы от муженька.
– Инь, – Стас Воронин как привидение в своем белом халате возник у нее за спиной и слегка тронул Ингу за рукав, от чего она брезгливо передернулась. Не смогла сдержаться, хоть и хотела. – Инь! Я прошу тебя – выслушай…
Инга так воспитана была, что если ее о чем-то просят, не могла отказать. Просит Стас – выслушай, и она вынуждена выслушивать, хоть ее и выворачивает наизнанку от его слов, от его еще такого родного вчера запаха, а сейчас противного и тошнотворного.
Инга промолчала, и Стас занудил.
Как она раньше не замечала, что он постоянно нудил?! Не говорил, а именно нудил, даже если это были не извинения и объяснения, а нормальные разговоры. Это его провинциальный комплекс неполноценности, который до сего дня казался Инге лишь милым чудачеством. А сейчас эта его привычка не разговаривать, а ныть, показывала его бабское начало. «Тьфу, черт возьми!» – выругалась Инга про себя, отметив, что уже давно что-то такое… бабское… в нем подозревала. Хотя… Не было ничего, что выдавало бы в нем …как бы это поточнее… не мужчину. Как раз наоборот. Ну, да что теперь об этом…
Инга потерла пальцами виски. В голове у нее шумело. Видать, давление… Она почти не слышала, что говорит Стас, улавливала только отдельные фразы:
– Инь, ну, пойми ты, я как врач тебе говорю: нормальное это дело, со многими мужиками происходит. Особенно по пьянке…
Стас осмелел, видя, что его выслушивают, и уже аргументировано вливал Инге об особенностях мужской физиологии, о том, что в Древней Греции это было нормально, и что-то еще. В голове у нее стучало – «бла-бла-бла», – так, кажется, говорят ее студенты.
Инга не могла больше всего этого слышать. Для него это было физиологической особенностью, для нее – предательством. Разные вещи.
Стас мучительно подбирал слова, и почти с ненавистью смотрел на жену. Ну, и сокровище ему досталось! Да другая уже давно бы поняла, что произошло недоразумение, что все это не повод, чтобы вот так молчать, как мумия. Да он сейчас для нее в лепешку расшибется, чтобы только загладить все. Хочешь на Бали? Завтра! Да хоть в Бермудский треугольник! Хочешь новую машину? Не вопрос! Любую!
Фокус был в том, что и Бали, и новую машину, и даже Бермудский треугольник его супруга Инга Валевская могла запросто устроить сама. А один звонок брату в соседнюю Финляндию, и на Бали можно было отправиться на вечное поселение. Впрочем, в Магадан тоже. И это Стас знал хорошо. Будучи мужиком сорока лет отроду, Ингиного пятидесятилетнего брата Ингмара Валевского Стас Воронин боялся, как огня. А строгий тесть его еще на свадьбе предупредил серьезно: дочку не обижать! Ей было всего восемнадцать, и брак этот «по любви с залетом» отцу Инги был совсем не нужен. Спасибо, что шею не свернули тогда жениху. Да и то только потому, что Инга была без ума от этого вологодского увальня.
Стас тогда хорошо уяснил, что брак в этой семье – святое. И загулы «налево» были у него сродни вылазкам в тыл врага. Один неверный шаг – и пиши – пропало. Тесть долго бы и разбираться не стал. В начале 90-х он внезапно разбогател и вместе с достатком в его характере появились новые, неведомые и ему самому ранее черты, такие, как жесткость, властность. У него всегда было обостренное чувство справедливости. Мог всю зарплату нищему на паперти отдать. Но мог и размазать негодяя, если довелось бы с таковым встретиться.
За Ингу со Стаса спрос был особый. Поэтому ни номера своего телефона в чужом мобильном, ни чужого волоска на собственной майке, ни – не приведи Господи! – вынужденной консультации у венеролога – он допустить не мог.
Потом старший Валевский заболел, и рак сжег его за три месяца. Умирая, папаша, кроме денег, бизнеса и движимости-недвижимости в России и Финляндии передал сыну заботу о семье Инги. И Ингмар заменил ей отца во всем. До сих пор при встречах он небрежно кивает в сторону мужа и спрашивает, зверски улыбаясь:
– Не обижает?
Остается надеяться, что Инга постесняется рассказывать брату о том, что ее муженек наворотил.
Сказать по совести, наворотил по глупости да из любопытства. В мужской компании не раз разговоры вели на эту тему, обсуждали, что да как. Кто-то плевался, но большинство помалкивало, видать, и правда, интересно, как это все происходит, если сегодня многие известные личности даже не скрывают своих наклонностей и пристрастий.
Читать дальше