Анна Данилова - Садовник. Я создал вас, мои девочки, и полюбил…

Алик Банк являлся женихом Кати, средней дочери Клары и Глеба. Младшей, Верусе, было восемнадцать, старшей, Наталии, двадцать два, а Кате – ровно двадцать.

От своих сумасбродных сестер Катя отличалась абсолютно всем. Она, как считали все, кто ее знал, была рассудительной, трезво мыслящей девушкой, которая знала, что ей надо от жизни. Зарабатывая себе на жизнь медсестрой и одновременно готовясь поступать в медицинский университет, Катя в семье играла роль первой помощницы Клары. Только на Катю и можно было положиться во всех вопросах, связанных с ведением домашнего хозяйства, особенно уборки. У Кати была неизлечимая болезнь – чистота. Она постоянно что-то мыла, чистила, скребла, выбивала, промывала, выметала. Остановить ее в этом рвении не мог никто. Возможно, таким образом она пыталась в каком-то бессознательном порыве навести порядок во всем, что ее окружало. Она считала, что это – единственное, что под силу простому смертному, поскольку упорядочить человеческие отношения еще не удалось никому. Да и вряд ли удастся.

В семье к этим приступам чистомании относились по-разному. Наталия, если возникал разговор на эту тему, меланхолично крутила пальцем у виска и что-то рассеянно рисовала на обоях. Веруся, нашкодив по своему обыкновению, пыталась забиться куда-нибудь подальше, честно краснея за содеянное. Родители жалели Катю, однако Клара нередко испытывала чувство неловкости за свое вынужденное безделье: ей дома практически не оставалось работы.

За несколько минут до прихода Банка, Катя остановилась в нерешительности перед дверью Наташиной комнаты и постучала. Сжимая в ладони коробочку дорогих духов, деньги на которые ей приходилось копить в течение двух месяцев, она представляла себе лицо сестры в тот момент, когда та увидит подарок, и от радости волновалась. Не дождавшись ответа, она сама открыла дверь и вошла в комнату. Здесь царил самый настоящий хаос. Если для Кати красота заключалась в чистоте, то Наталия радовала себя цветом, формой и материалом. Обои в комнате были расписаны ею со всей необузданной фантазией. Сочетания розового с желтым и зеленым, по ее мнению, поднимало настроение. Огромные, грубой работы, керамические горшки с настоящими тропическими растениями, яркие большие напольные подушки, лиловый муслин, покрывающий щедрыми складками постель и кресла, канареечного цвета книжные полки с альбомами по живописи и дизайну, красивые, причудливой формы, камни, разложенные где попало и великое множество разбросанных по всей комнате набросков – все это раскрывало внутренний мир Наташи и не терпело вмешательства. Здесь не убирался никто. Особенно это запрещалось Кате. «Дай тебе волю, Катька, ты выбросишь из окна не только горшки и подушки, но и меня вместе с ними».

Веруся же частенько «паслась» у Наташи, подолгу рассматривая ту или иную вещицу, с упоением помогая сестре превращать нормальное человеческое жилище в «сумасшедший дом». Она единственная в доме во всем поддерживала Нату. Когда же уехал Снегирев, первая объявила голодовку и почти три дня ходила по квартире с трагическим выражением на лице. Ей казалось, что если она будет искренне страдать вместе с Наташей, то тем самым облегчит ее жизнь.

…Катя застала Нату в тот момент, когда та в одном белье пыталась дотянуться до верхней полки, чтобы достать коробку с туфлями. Тоненькая, изящная, в белых кружевах, она сильно походила на мать, даже волосы, светлые с золотистым отливом, были такие же как у Клары.

Коробка упала, раскрылась, из нее выпали кремовые туфли.

– Катя? Что ты здесь делаешь? – Ната только сейчас заметила стоящую посреди комнаты сестру. – Что, кто-нибудь еще пришел?

– Нет. Я принесла тебе подарок. – И Катя протянула ей духи.

– «Мадам Роша»? Катька! – и она обняла и крепко прижала к себе сестру. – Ты сошла с ума! Это же так дорого!

– Мне хотелось, чтобы у тебя все было хорошо, – проговорила в страшном смущении Катя, и они обе поняли, что означают эти слова: забудь Снегирева и начни новую жизнь.

– Я постараюсь. – Ната вскрыла коробочку, сняла золоченную крышечку с флакона и щедро подушила Катю за ушами, капнула ей на грудь.

– Смотри, не испачкай, – не выдержав сказала Катя, принимаясь одергивать и без того безукоризненно сидящее на ней облегающее платье. Волосы ее, тяжелые, каштанового отлива, тугими симметричными локонами обрамляли чистое, идеальной формы лицо с ясными зелеными глазами, маленьким аккуратным носом и собранными в сочный розовый бутон губами.