Виолетта Лосева - Меня зовут Жаклин. Отдайте мне меня. Повести и рассказы

– Хорошо, – говорит он, – отрицательный результат – тоже результат. Сейчас будем делать срез.

– Какой срез? – я начинаю его бояться. В моих чувствах я позволяю ему копаться беззастенчиво, но резать себя я не позволю. Это уж слишком.

– Не бойся, – презрительно замечает Сережа, – выбери нескольких людей, с которыми тебе приходится сталкиваться на работе. Можно соседей или родственников. Думай об одном из них. Просто вспоминай.

– Зачем? – спрашиваю я.

– Не задавай идиотских вопросов. Это – часть эксперимента. Твое отношение к людям и сами люди…

Я начинаю думать о Тамаре. Я прокручиваю мысленно последний эпизод во всех подробностях. Да-а, лучше бы я об этом не вспоминала…

– Ну что? – спрашиваю я.

– Ты испытываешь жалость к этому человеку, – говорит Сережа, – ты немного ему завидуешь, но все-равно жалеешь.

Да, наверное, я немного завидую Тамаре. Я не хотела бы быть на ее месте. Но то, что она устроилась гораздо прочнее, чем я, меня задевает. Исходные данные у нас с ней были равны. Может быть, она эффектнее меня, но не намного. Тем более, ее эффектность – результат упорного труда, который я не захотела вкладывать в эту сторону жизни… Но я никогда не думала, что я буду ее жалеть.

– …И это странно, – продолжает Сережа, – потому что этот человек не достоин твоей жалости…

– Каждый человек достоин жалости, – говорю я, – И вообще, причем тут достоин или нет?

– Глобально – да, каждый. Но в данном случае…

– 12-

Вадим серьезно начинает действовать мне на нервы. В институте сессия и он уже не ходит на занятия каждый день. И каждый день караулит меня в разных углах, чтобы сказать какую-то гадость и прижать к стенке. Я отбиваюсь все более грубо, и однажды Тамара застает нас во время возни на кухне.

– О-о-о, – тянет она, – а вы не теряете время. При этом ей совсем не хочется прикрыть дверь и удалиться. Она заходит на кухню и смеется:

– Продолжайте-продолжайте, я на минутку.

Цинизм Вадима еще не дошел до крайней степени, и он отходит от меня в сторону.

– Ты очень вовремя, – цедит он сквозь зубы.

Он – в костюме, при галстуке, готовый выходу. Когда он, наконец, отъезжает, я не могу поднять глаза на Тамару.

– Не смущайся, – говорит она мне, – Подумаешь! У тебя же совсем нет личной жизни!

– Да ничего же не было! – говорю я.

– Да какая разница? – спокойно произносит Тамара. Мне даже страшно от ее спокойного тона, – Только я могу тебе сказать, что здесь тебе ничего не светит. Вряд ли он двинется дальше.

– Мне-то это совсем не нужно, – говорю я, – я не знаю, как от него отделаться. Расскажу Семену Михайловичу.

– Расскажи-расскажи, – смеется Тамара. – И что будет? Не думаешь же ты, что он выселит его отсюда?

– Может, хоть замечание сделает?

– Вадик папиных замечаний не слышит. Я предлагала Семену – купи ему квартиру и пусть живет один. И знаешь, что я услышала в ответ? Семушка сказал – это не обсуждается, у нас уже были проблемы. Я так понимаю, мальчик накуролесил еще в ранней юности. Теперь папа хочет придержать его возле себя. Как будто это поможет!

– Так что же делать?

– Я могу поговорить с Семеном?

Я представляю, как Тамара рассказывает Семену Михайловичу об эпизоде, свидетельницей которого она стала и мне становится противно. Я-то точно знаю, что в лучшем случае я просто останусь без работы, а в худшем – меня выгонят с позором. Отец не откажется от сына из-за какой-то домработницы. Это понятно.

– Нет, не нужно, – говорю я.

– Ну, как знаешь, – Тамара пожимает плечами.

Сегодня я задерживаюсь и встречаюсь вечером с Семеном Михайловичем. Он приезжает совершенно разбитый и очень усталый.

– Добрый вечер, Элечка, – говорит он, заходя на кухню, – как тут у вас дела?

Он смотрит на меня ласково и приветливо, а глаза у него воспаленные и измученные. Тамара во всей красе подныривает у него под рукой и смотрит на меня очень многозначительно.

– Все хорошо, – говорю я, – Будете ужинать?

Если он захочет, чтобы я подала ему ужин, я, конечно, задержусь еще дольше. Но мне так хочется сделать для него что-то хорошее…

– Позже, – говорит Семен Михайлович.

– Я сама покормлю тебя, – сюсюкает Тамара, – не задерживай Элю.

Мне неприятно смотреть на то, как она трется рядом с ним, тем более – после разговора с Никой.

– Конечно-конечно, – растерянно говорит Семен Михайлович, – уже поздно.

Я в очередной раз удивляюсь, почему этот сильный и волевой человек так меняется в присутствии жены. На Тамаре сегодня почти прозрачная блузка и очень короткая юбка. Видно, что она специально готовилась к приходу мужа.