Анна Данилова - Ева и ее мужчины. Кажется, ее бросил очередной любовник?…

– Хочу повиниться, – заявил он и сразу прошел в мастерскую. – Мы тут поблизости недавно были, закусить было нечем, веселые, сама понимаешь, словом, Горохов Славка залез к тебе… Вот твои бананы. А ту дрянь мы разгрызли, раскрошили, не знали, что это стеариновые яблоки… – Он достал из сумки бананы, бутылки с пивом и пакет молока. – Тебе. Знаю, что ты любишь. Ты же ненормальная, вы все, художники, с приветом.

– А я милицию вызывала, чуть со страха не умерла. – Она обняла Гришу и поцеловала его в щеку. – Дураки, что я еще могу сказать.

– Ты не меняешься, сколько лет я тебя знаю… Посмотри, на кого ты похожа! Смерть ходячая! А платье? Ты что, в нем венчаться собралась? Мыши в церкви подохнут. Вся в краске, даже волосы… Вот скажи мне на милость, какого цвета у тебя волосы?

– Как какого? Серо-буро-малинового!

– Дура ты, Евка, они же у тебя светлые, как солнечный день в Астрахани.

– Ну, ты даешь! – Она захохотала. – Все такой же веселый.

– А полы когда мыла?

– Сегодня утром, а что?

– А то, птичка, что приятно мне в грязных и пыльных башмачищах разгуливать по твоей чистой квартире. Ладно. А теперь серьезно. Есть коллекционер, мой друг, приехал вчера из Штатов. Тебя ищет, кто-то ему что-то про тебя сказал. Помнишь, ты подарила Левке Драницыну «Три настроения»? Он видел. Теперь тебя ищет.

– Надеюсь, ты ему моего адреса не давал?

– Нет. Но могу, только прикажи.

Она покачала головой.

– А я, собственно, за тобой. Поехали на Баррикадную, там все собрались – и Левка, и Горохов, и Танька Смехова с Каплей… Тебя народ хочет. Сегодня один новенький, ты его не знаешь, Марфута, полотно продал за хорошие баксы… Поехали…

Она еще не решила, но Гриша уже помогал ей снимать перчатки.

– Голову не мой, не успеет высохнуть. Прикид есть?

– Как всегда – джинсы, Гриша.

– Ну и дура. Одевайся.

На Баррикадной, в заброшенном доме, находился Подвал. Это был их Подвал, там в свое время начинала и Ева. Не выходили оттуда неделями, спорили до хрипоты, работали тут же, как в студии, приглашали из ЦДЛ поэтов, прозаиков, слушали бардов, пили вино, курили, что придется… Казалось, это было в прошлой жизни. Еве повезло, что первый муж оставил ей эту огромную квартиру, без которой сейчас она себе и жизни не представляет. Ник Анохин – Николай, Коля, ее первый муж, уехал в Германию. Насовсем. Бросил живопись, занялся ремонтом сантехники, живет «хорошо», так он сообщил в своем последнем письме. Смешно женились, смешно жили, смешно развились и смешно переписывались.

Теперь же Подвал изменился. Его отремонтировали – младшее поколение, на десять лет младше. Не верит народ, что дом этот когда-нибудь снесут. Длинноволосых юнцов и девиц с розовыми и зелеными волосами нет и в помине. Тусуются, значит, мирно общаются, тихо пьют, говорят, поют, иногда умирают. Все стало как-то тише и глуше, но не спокойнее. Тема продажи души не сходит с повестки дня. Но к этому уже привыкли, к чистоплюям вроде Евы относятся сносно. «Не хочешь „продаваться“, не надо. Другие найдутся». Встречаются иностранцы. Они улыбчивые после русской водки, деньги на закуску выдают щедро.

Ее узнали, но, быть может, и не заметили бы, если бы не яркий, как пасхальное яйцо, Гриша. Посадили на табурет, принесли вина и сыра. Пахло сырой штукатуркой от постоянных дождей, дымом, рыбой, скипидаром, керосином и еще Бог знает чем. Мешанина запахов, лиц, голосов, цветовых пятен. Таня Смехова, полная, похожая на купчиху, родила в прошлом году девочку, отдала на воспитание родителям и вернулась в Подвал. Солидная, красивая, дорогая, как матрешка на Арбате. Говорят, занялась янтарем. Молится на Гришу, который поставляет ей покупателей.

Уже где-то через час Ева поняла, что напрасно согласилась прийти сюда. Когда очень громко пел какой-то бард – о России, о России и еще раз о России, – она незаметно выбралась на свежий воздух. Было уже темно. Она добрела до метро, проехала несколько станций, вышла из вагона, и ей почудилось, что впереди нее на эскалаторе… Бернар. Бежать не было сил, она смотрела, как он поднимается все выше и выше, и ей казалось, что она не догонит его никогда. Но когда поднялись и пошли к выходу, «Бернар» повернулся к ней и подмигнул. Это был не он.

Приближаясь к своему дому, она в траве, между деревьями, разглядела лестницу и погнала прочь мысли о Бернаре.

Возле подъезда Ева увидела Вадима.

– Ты давно ждешь? – спросила она так, словно они не виделись самое большее один день.

– Да нет, недавно. – Они поднялись, и возле двери Вадим обнял ее. Они простояли долго. Молчали.