Лилия Буряк: Александра. Роман

Саша, заслышав голос отца, обернулась. И возмутилась от неожиданности, встретившись сразу со столь заинтересованной аудиторией. Отец довольно улыбнулся, оценивая впечатление, что девушка произвела видом. Она быстро подошла поприветствовать, а сделав это, спряталась за его широкую спину. Ещё немного поболтав из вежливости. Разошлись.

Дома их действительно ждали. Мама беспокоилась и часто посылала Наташу глянуть на дорогу, не едут ли гулёны. И сама, то и дело выглядывала в окно. И когда Таша заскочила с возгласами: – «Едут, едут». Вместе с Настённой выбежала навстречу.

Илларион Михайлович виновато улыбался. Когда мотор, всхлипнув, заглох во дворе у крыльца, соскочил и ловко подхватил жену на руки. – «Милая, я так скучал. Мне так тебя не хватало. Всё это время, я считал каждую секунду, и они тяжело давили на мои плечи. Твой дивный аромат вернул меня к жизни».

Антонина высвободилась и наигранно сердито взглянула на мужа: – «А может быть, вы сударь испугались трёпки. И это вас вернуло к жизни». Оценив оригинальность игры, все дружно захохотали.

Покупки тут же перекочевали по местам. Телега опустела. Обедать сели малость припозднившись. Но зато в приподнятом настроении. Подарки пришлись по вкусу. И каждый спешил поделиться впечатлениями.

Настю взяла оторопь, она просто молчала, а потом всхлипнула и разревелась. Ей подарки понравились, но неслыханная доброта господ, иногда заставала врасплох. Хозяйка терпеливо успокаивала растроганную девушку: – « Настенька, полно те. Всё так и должно быть. Ты же нам как родная. Мы тебя любим. И ты нам очень помогаешь, позволь быть хоть немного благодарными». Девушка быстро пришла в себя от её слов. И виновато улыбнулась.

Послеобеденное время, каждый был волен проводить, как ему заблагорассудится. И девочки уединились в спальне.

Таша доставала сестру: – «Саша, ну расскажи, что ты интересное видела на рынке? Это не честно. Я сижу почти постоянно дома между тем, как ты постоянно с отцом куда-то уходишь. А потом ещё и не желаешь, со мной делится впечатлениями». Саша виновато улыбнулась: – « Таша, я так устала. Хочешь в следующий раз, ты поедешь с папой? Я не против. Солнышко моё, только не дуйся… Ну ладно, ладно, слушай… Народу сегодня было, как всегда много. Товару, – глаза разбегаются… Мы с отцом по рядам то, сначала поглазеть пошли. А папа говорит: – «Слушай милая, давай купим подарков домашним». Вот мы и набрались…

– «Да, ты помнишь?»: немного задумавшись, сменила она тему: – «Когда мы прошлым летом с отцом в поместье ездили, повстречали соседа, Льва Прохоровича с мальчишками. Сегодня мы его тоже встретили, они с ним и теперь были… Повзрослели, вытянулись. Только как-то странно на меня пялились, как что увидели не то. Достаточно?» Саша потянулась, укуталась в плед и закрыла глаза. Вскоре послышалось тихое, умиротворенное посапывание.

Наталья была довольна и тем. Полежав ещё чуточку с наслаждением нежась в послеобеденном томлении. Затем соскочила, и побежала в зал, желая получить информацию из другого источника. И была права. Илларион Михайлович с удовольствием рассказывал о сегодняшнем променаде притихшим на диване дамам. Расположившись, напротив, в кресле.

Таша подошла и тихонько примостилась около матери. Отец был не плохим рассказчиком. И все с удовольствием смеялись над подмеченными им картинками бытовых курьёзов: – «Прохожу это я мимо мясного павильона, а там; шум, гам. Смотрю, дворняга удирает на трёх… Связку сосисок намотала на шею, как бусы. И испуганно таращась, бежит, так быстро на сколь позволяет положение. А за ней жирнющий мясник бежит, ругается, как колобок катится. А та раз в толпу шмыгнула и затерялась… Мясник постоял, поохал, а дальше за ней не последовал. Непомерный труд понимаете ли…

…Коней не плохих вывели. И цены божеские… В скорняжном ряду видел дохи. Надо бы прикупить вам. Сходим завтра, милая, всей семьей. Малышки то повырастали. Пора и о приданом подумать. А то будем, потом локти кусать…

Сегодня на Александру так соседские барчуки смотрели. Видно уж очень она их впечатлила. Да и Лев Прохорович интересовался нашими девочками. Слушай»: обращаясь теперь только к жене, он вдруг удивленно заметил: – « Милая, а Саши то уже восемнадцатый пошел. Ташенька, тебе шестнадцать?»

Наташа обидчиво надула губки: – «Па, почему Саше восемнадцатый пошел? А мне шестнадцать… Мне семнадцатый пошел. Мы же погодки».

Отец примирительно улыбнулся: – «Ладно, ладно. Сдаюсь». Все тихо рассмеялись.