Лилия Буряк: Александра. Роман

Светка вдруг спохватилась, и смутившись, зашептала: – «Мы ждём ребёночка».

Илларион Михайлович довольно крякнул: – « С прибавлением».

Антонина Павловна расплылась в предвкушение: – «Светочка, когда ждёте?»

–«Ближе к апрелю»: шептала задохнувшаяся от смущения будущая мама.

Саша оставила взрослых у застолья, незаметно выскользнула. Отправилась на качели. Ей вдруг вспомнился подслушанный разговор, и на душе заскребли кошки. Чтобы не омрачать посиделки, она унесла свою печаль подальше. Мерно раскачиваясь, размышляла: о будущем, о неизбежном, о вселенской несправедливости (что как жадная баба, тянула свои грязные, костлявые руки, к их маленькому семейному счастью). И на душе стало грустно и неуютно.

Наташа была на год младше Александры, но для родителей всегда была маленькой. И её окружали безмерной заботой. Затем, как Саша уже давно считалась взрослой. Но это не мешало быть им лучшими подругами. И от Таши не ускользнула перемена настроения сестры. И то, как поспешно она покидала пределы стола.

Последовав за ней, остановилась поблизости, и тяжело дыша, спросила: – «Саша, ты чего? На тебе лица нет. Что тебя смущает? Что напугало? Ты же напугана… Сашенька ты вся дрожишь». Уже присаживаясь рядом и обнимая поникшие плечи сестры, шептала она настороженно: – «Саша, милая не пугай меня, расскажи, что с тобой? Я тебя никогда такой не видела».

Александра вздохнула и наконец, взглянула на сестру: – «Таша, понимаешь, просто на меня навалились некие дурные предчувствия… Война. Уже который год. Смута, вокруг. Тризна, звонит каждый день, оплакивая погибших. И мы с нашим безмерным счастьем. Как будто нас это не касается. А вдруг это в последний раз? Вдруг это всё исчезнет?» Саша закончила монолог и испуганно взглянула на оторопевшую сестрёнку…

Наташка всхлипнула и расплакалась. Теперь пришлось обнять её, и легонько покачиваясь успокаивать: – «Таша брось, право. Это же только наваждение. Я же не хотела, милая. Успокойся. Я тебя люблю». Наташа покосилась недоверчиво, но плакать расхотела. Промокнув глаза, доверительно прижалась к Саше: – «Я тебя тоже очень, очень люблю… Но ты больше не пугай меня подобными разговорами».

Солнце уже касалось лучами края горизонта. По небу поплыли тёмные кучевые облака. Ветер сорвался и закружил по дороге пыль. У стола оживлённо беседовали старшие Сатурмины. На качели, тихо раскачиваясь, притихли младшие. Настюха спрятавшись за баню, читала книгу, смешно шевеля губами, иногда восторженно моргая глазами. И время от времени тяжело вздыхая… День спешно стремился к своему завершению. Оставляя о себе неоднозначные воспоминания.

Дни пролетали, как птица. Гомон, веселье, праздничные застолья. Это так трогательно. Вечерние посиделки у камина. Светкины рассказы о повседневной светской жизни. Её восторженное обожание к царской семье. Иногда слушая это щебетание, Саша ловила себя на мысли, что сама себе того бы не пожелала. А слушала лишь то потому, что это пела любимая канарейка. И она с постоянной готовностью усаживалась и вновь, и вновь продолжала слушать неугомонную сестрёнку. Наваждение не оставило её, оно засело глубоко. Глядя из потаенных уголков души, оно дергала девушку за взбудораженные нервы, и злобно с наслаждением подхихикивала над выползавшими страхами.

В день отъезда сестры, Александра ходила потерянная. Она пыталась изо всех сил взять себя в руки. Но бегающие глаза, трясущиеся пальцы, взмокшие ладони. Они не могли остаться не замеченными. И папа несколько раз подходил к ней, пытаясь поддержать: – «Милая, всё хорошо. Они скоро ещё приедут. Мы всегда будим вместе. И наша любовь, она будет оберегать каждого из нас. Ты же знаешь…»: он многозначительно сделал паузу и продолжил: – «Саша, наша любовь, она не даст случиться дурному, верь мне». Но последние слова прозвучали как-то не убедительно, он как будто вдруг сам засомневался и в последний момент спохватился и выровнял голос… Да. Наваждение подъедало и его сердце. И дочь почувствовала, ведь она знала его как никто другой. Они были не только родственниками, но и родственными душами.

Девушка собрала всю волю в кулак и сделала милое, невинное личико: – «Папочка, конечно же, всё будет хорошо. Просто мне грустно. Это не страшно». Отец посмотрел недоверчиво: – «Так у тебя всё в порядке?»

– «Да. У меня все в порядке»: но, немного подумав, добавила: – «Если хочешь, поговорим как-нибудь в другое время»