Галина Таланова: Светлячки на ветру

Петя оказался коренастым увальнем с уже наметившимся брюшком, неловким и неуклюжим, на пол головы ниже ее, когда она была на каблуках, в очках с такими толстыми стеклами, что, если смотреть ему прямо в лицо, то чудилось, что через линзы видишь как бы второе лицо: узкое и вытянутое в дыню. Он показался Вике интеллигентным и добрым. Они смотрели какую-то глупую комедию, Вике было скучно, а Петя краснел, становясь похожим на созревающий помидор, и радостно повизгивал, точно поросеночек. Вика вдыхала запах пыли, выбиваемой из бархатной обивки кресел тяжелыми телами, и искоса разглядывала своего соседа по партеру. Заметила, что на прыщавом лбу у того выступили капельки пота, то ли от возбуждения, то ли от духоты, стоящей в зрительном зале. Черные жидкие кудряшки прилипли ко лбу с уже наметившимися залысинами. Руку он положил на подлокотник и толстенькими пальцами-сосисками почти касался ее крепдешинового платья.

В антракте Петя повел ее в буфет. Пили чуть теплый слабо подкрашенный чай с пирожными «корзиночка». Петя поведал, что интересуется иглоукалыванием и недавно ходил на лекции профессора Вогралика. Он даже может снимать боль и лечить некоторые болезни, находя нужные рефлекторные точки. У Вики от духоты болела в тот день голова — и она попросила снять эту боль.

Петя велел смотреть ему на переносицу, а сам дотронулся до ее межбровья, растирая его круговыми движениями сначала по часовой стрелке, а затем против. После этого несколько раз надавил на точку.

Потом взял в свои неуклюжие лапищи большой палец ее правой руки и нажал на центральную точку ногтя шесть раз, а потом одновременно еще на боковые стороны верхней части пальца. Надавливание повторил шесть раз. То же самое проделал с ее левой кистью.

Вика с удивлением почувствовала, что боль прошла. Раздался звонок — и они пошли в зал. После спектакля Петя проводил ее до остановки и обещал позвонить.

Дома мама устроила допрос с пристрастием. Услышав, что отец у мальчика работает в милиции, пожала плечами:

— И зачем это тебе?

Через два дня Петя позвонил — и они просто гуляли по городу и рассказывали друг дружке о себе. Был май и уже по-летнему тепло. Она старалась идти подальше от Пети, чтобы никто на улице не подумал, что это ее кавалер. Так, случайный знакомый, коллега, они идут по делам. В принципе, он был ей симпатичен, но чтобы иметь такого тюфяка под боком… Да и девочкам похвалиться особо нечем… Но они все равно наворачивали круг за кругом по городу. Болтать с Петей Вике было даже интересно.

Договорились, что он позвонит ей через пару дней — и они погуляют еще.

Он действительно возник, но они не успели пройти и трехсот метров, как начался дождь и шквалистый ветер, пронизывающий до костей так, что ей казалось, что она только что вылезла из реки и стоит голая на ветру. Петя предложил пойти к нему в гости: сидеть в кафе было в те годы дорого, а расходиться по домам не хотелось. И хотя она совсем не горела желанием встретиться с его мамой, она согласилась.

Жили они в частном доме с небольшим садом, огороженным от праздных глаз прохожих высоким забором из сбитых встык досок. Сам дом был выстроен с купеческим размахом: трехэтажный, просторный, все его обитатели имели по своей комнате.

Родителей Пети, к облегчению Вики, дома не оказалась, но был старший брат, который и открыл пришельцам дверь. Брата звали Владимир, и они были абсолютно непохожи с Петей. Высокий стройный блондин, широкоплечий, как атлант, без очков.

— Братан, ты, я гляжу, с дамой… А я тут глинтвейном развлекаюсь. Из отцовской вишневки. Бутылка треснула. Двинули чем-то, наверное, в кладовке. Вот я и решил продегустировать, чтобы не пропала.

Устроились в гостиной втроем. Владимир принес кувшин с горячим варевом, поставил его на журнальный столик, предварительно застелив его золотистой клеенкой. Принес три высоких, прозрачных, разрисованных золотой вязью бокала с ручками, блюдечко с нарезанными кружочками апельсина и лимона, тарелку с трубочками корицы. Бросил цитрусовые в фужеры. Разлил глинтвейн. Пили за знакомство и светлое будущее. Горячий глинтвейн растекался по закоченевшим конечностям, разогревал сосуды. Вика чувствовала, что вся она медленно оттаивает. Вот уже и румянец хлынул к щекам, вот румянец начал стекать вниз на тоненькие ключицы… И вот она уже вся горит и пылает, точно заболевает и поднимается температура. В висках стучит резиновый молоточек, мягко так, тюк-тюк, будто мячик от стенки отскакивает. Она уже утопает в тепле, словно сидит, обложенная пуховыми подушками. Владимир рассказывает какие-то смешные истории из своей военной службы. Вике весело и хорошо. Тянет нектар через трубочку и поглядывает на обоих мужчин. Отмечает, что Владимир красивее своего младшего брата и раскованнее его. Петр скромно сидит, вжимаясь в диван и поглаживая прыгнувшую ему на колени большую серую кошку, блаженно зажмуривающуюся от удовольствия. Вике тоже хочется расслабиться и вот так же, как эта кошка, счастливо мурлыкать от ласки мужской руки… Хорошо, что Натальи Ивановны нет дома, а то бы она чувствовала себя не в своей тарелке…