Наталья Бочка - Уборщица. Женский роман

Стоит отметить, что иногда, когда былые воспоминания наполняли сердце нежностью, она могла в порыве доброты сделать что-то хорошее и для своих девочек. Нужно отдать должное её попыткам исправиться и стать прилежной матерью. К сожалению всё оканчивалось только попытками и не заходило дальше. Такие моменты случались довольно редко и когда дети стали постарше, то перестали реагировать на проявление фальшивой заботы. Неизменно за этим следовали долгие дни отчуждения и ругани.

Татьяна Кирилловна – время от времени приглашала Светлану заглянуть на чай с целью наставить её на путь истинный. Долго разговаривали они редкими вечерами за чашкой крепкого чая или за бокалом вина. В доверительной беседе Света часто каялась, что недостаточно уделяет внимания детям. Она плакала, клялась, изливала потоки жалоб на терпеливую собеседницу.

И Татьяна Кирилловна верила и жалела эту «заблудшую овцу». Но только одно беспокоило её каждый раз после этих разговоров, почему при таком верном понимании проблемы, Светлана не в силах её решить. Ведь дело то, по сути, не в том, что она мало зарабатывает и не в отсутствии мужа, а дело, прежде всего в воле, в желании человека что-то изменить. Если не хочет опуститься, то и не опустится. А Света не хотела – но опускалась.

Но может, просто она не замечала своей зависимости от того, любит её кто-то или нет. Все её настроения были напрямую с этим связаны. Ей нужна была любовь и забота. Поиск занимал все мысли. И не думала она, что рядом есть люди, им нужно то же самое.

Если она с кем-то встречалась, то была вполне счастлива, но напрочь забывала о детях. Но когда очередной любовник бросал её, то она была глубоко несчастна и, конечно же, от этого страдали окружающие. Перерывы между двумя этими состояниями практически не случались и как следствие редко приходили минуты прозрения.

Так складывалось, что именно в это время Света и заходила к соседке на огонёк.

– Бросай ты Светка с мужиками водиться, – упрекала Татьяна Кирилловна, – ни к чему хорошему это не приведет. У тебя дети. Ты о них должна думать. Чему они могут научиться от тебя, только как шашни водить, да и только. Посмотри, во что ты превратилась за эти годы кожа да кости, смотреть жалко. А вспомни когда вы с Сашкой, Мариночкиным отцом, пусть земля ему будет пухом, только поженились. Как Мариночка родилась. Какая семья у вас была счастливая. Как все вами любовались, в пример ставили.

Всякое упоминание о прошлом заставляло Светлану задуматься.

– Вот и долюбовались. Сашки давно уже нет, а без него у меня ничего не клеится, ничего не получается. – И Света пускала одинокую слезу.

– Не дури. Причем здесь это. У тебя дети – и все! Что ж теперь и самой загнуться? Сколько женщин без мужей живут и справляются, не дают себе опускаться, а ты? – с запалом говорила Татьяна Кирилловна.

– А я не сильная. Я не могу.

Так и сидели они на кухне у Татьяны Кирилловны, одна поучала, а другая плакалась.

И никак не могла Светлана понять этих нравоучений, никак не доходили до неё слова о правильной жизни и об ответственности матери за своего ребёнка. Не могла она понять, что делает неправильно и что плохого в её попытках найти нового отца для детей.

– Я люблю своих детей, – повышала голос Света и била кулаком по столу, – Не говори мне, что я их не люблю. Я на всё для них готова.

– А ты не кричи. И в грудь себя кулаком не бей. Это ни кому не нужно, поверь. Где много слов – там мало дела. Не нужно мне доказывать, как ты их любишь, иди – покажи это им. Делай, что-то для них и тогда тебе не придётся доказывать кому-то, что ты их любишь. Это и так будет ясно. А кто много кричит о любви к своим детям, тот явно в чём-то перед ними виноват. Запомни Света, обернешься потом на свою жизнь – наплачешься. Тошно тебе станет. Поймешь всё – поздно будет.

Но Света продолжала жить как жила. Словно в пустоту уходили слова и слёзы.

В неполные шестнадцать лет, Надя имела смутное представление о жизни. Она мало думала, только смотрела. Всё что она знала и видела – это то, как жила её мать. Догадывалась – не у всех так. Усвоила – хорошо и плохо. То, что нравилось – хорошо, если нет – плохо. Надя не чувствовала полутонов, не понимала, что может быть хорошо – но не очень, плохо – но не совсем. Её ум не умел маневрировать и приспосабливаться. Мысли примитивны и поверхностны. Если они были. Порой казалась глуповатой, недалёкой. Не имела цели, не строила планы, даже не мечтала. Двигалась, но не знала – зачем. Ей хотелось быть другой более правильной. Ощущение всеобщей нелюбви не покидало и вносило в существование некоторое беспокойство. Не знала, почему так происходит, замыкалась.