Игорь Соколов: Двоеженец. Роман

Я помню, как однажды я сумел подглядеть, как она на конюшне отдалась нашему конюху и как, выгибаясь всем телом, она делала над ним шпагат и долго тряслась в таком противоестественном положении, пока он не заорал, как сумасшедший, и сравнивая ее живую с ней же спящей, то есть с ее прохладным телом, я могу сформулировать для себя одну единственно верную мысль: Я ожил от Эльзы, от ее смерти, от места, где Эльза произошла от самой себя, где Эльза переплавилась в меня и навеки оставила во мне свой Образ…

Я рад, что стал медиком и что могу наслаждаться не только своим одиночеством, но и спящими красавицами, которые помогают мне вновь осмыслить и переплавить образ Эльзы еще раз в себя.

По странному стечению обстоятельство я добился всего, чего хотел, а чтобы правильно осмыслить себя не только в скучных выражениях науки, я обратился к поэзии Данте. Этот поэт стал мне интересен как один из грешников, то есть аморальных типов, который попытался заглянуть в свое будущее, то есть в ад.

По мысли Данте, грешники не знают своего настоящего, зная только о будущем, они как бы застыли в своей муке, выразившей их преступление, и поэтому, по мысли Данте, их связь с Мирозданием оборвана навсегда.

Довольно страшное измышление, говорящее только о том, что сам Данте был противоестественен, недаром его возлюбленная вышла замуж за другого человека, в то время как он всю жизнь мучился, но если бы он смог обладать хотя бы тихо дремлющим телом своей возлюбленной, то он вряд ли бы смог создать такой глупый и бессмысленный ад, с весьма детальным описанием всех его обитателей.

Данте очень жестоко судит всех грешников, присваивая себе божественную личину, забывая, что всякое зло на земле – это вывернутое наизнанку добро, и что друг без друга они не могут жить, как я без своих спящих красавиц, связь с которыми всегда оживляет мою давно уже съеденную червями Эльзу, без которой моя жизнь превращается в муку и в смерть без рождения.

Так вот, в постоянном грехе и происходит вся наша жизнь, и никому, увы, от этого не избавиться, кто-то лучше, кто-то хуже, кто-то умнее, кто-то добрее, и как-то хорошо все же верить в Бога и благодарить его за то, что ты можешь все, что хочешь, и сделать таким, каким тебе надо, хотя бы и против всякого мнения людей, ибо всяк червь знает свою нору и любит ее, и прячется в ней…

И потом, несмотря ни на какое зло на земле, только в ощущении самого себя человек сможет наконец осознать и почувствовать, что у всего есть свой предел, и у его бытия тоже он есть, остается лишь только один раз сделать шаг, и все будет как будет! Были у меня, конечно, очень большие сомнения в себе и даже какая-то странная боязнь самого себя, иной раз хотелось созвать весь судебно-медицинский консилиум и в их присутствии совокупиться с какой-нибудь уснувшей красавицей, чтобы услышать наконец о себе их идиотское мнение, вот, мол, некрофил-анатом, ему бы трупы вскрывать, а он, сволочь, с ними снашается!

Но, слава Богу, эти приступы постепенно прошли во мне, как и сам страх, и все благодаря какой-то немецкой поэтессе, которую тоже звали Эльзой, только Эльзой Ласкер-Мюллер, и которая в начале XX века написала такие замечательные строки: Пойми! Мы хотим целоваться взасос, Тоска в этот мир стучится – Как бы нам от нее умереть не пришлось!

И что же я увидел, о, Боже праведный, а увидел я то, что она, эта самая поэтесса, обращается в своих стихах к Богу, который, как ей чудилось, как будто умер с его-то добротой, и это было не богохульство, это было самое настоящее сомнение в нем, оправданное тем злом, которое постигает нас с помощью нашего же добра.

Все понятно, мир полон сюрреализма. Случаен уход всякого человека. Никому неведом его путь. Неимоверно безлико грядущее. Одна лишь тихая грусть и эти скромные девушки, которые, как Эльза, все покорны моему горящему нутру, а в темноте их я собственными глазами вижу, как Эльза озаряет меня своим возвращением в Вечность… И зла скорбящие картины предсмертным сном летят в глаза…

Еще я чувствую, что меня скоро разоблачат, снимут с меня все одежды и посадят к глупым зверям в клетку… Может, поэтому я всегда ношу с собой капсулу с цианидом, ведь легче проглотить свою Смерть, чем мучиться бессмысленною жизнью, и потом Эльза все время ждет меня, и я это чувствую!… А там, в психушке, я уже был как обучающийся врач, но не больной, и я там видел тех, кого проще назвать узниками собственного обмана и одиночества, чем психически больными. Ибо их болезнь яснее всего выражает боль отчаявшейся жить здесь Души, нежели чем все остальные пустые и равнодушные, живущие только для себя люди. Человек почему-то всегда тянется ко злу и влюбляется во зло, которое в нем таится с незапамятных времен.