Татьяна Лиса - Линия жизни

– Не при чем! – резко оборвал он меня. – Значит так! – Звякнул он ручкой алюминиевого ведра, в котором плескалась пойманная уже рыба, – У меня помимо этого дома еще три квартиры в Москве. А от Кати остались бабушкины бриллианты. Продадим квартиры, драгоценности, и ты выйдешь за меня замуж. Учиться, понятное дело, не будешь, жить будем, где захочешь. Бабушку, если хочешь, тоже заберем. А лучше тут пусть остается. Согласна?

Я открыла рот. Что он только что сказал? Это что за номер вообще? Сдурел он что ли? Старик смотрел на меня, широко раздувая ноздри, он явно был зол. Но что это было? Предложение?

– Вы в своем уме, вообще? – я встала. Уйти или остаться, я еще не знала, сказать что – то гадкое не поворачивался язык, но поверить в услышанное отказывался разум.

– А что такое? Ты только что сказала то же самое.

– Но я не имела в виду вас!

– Хорошо хоть не согласилась и на том спасибо, – отвернулся от меня дядя Витя. – Но кого ты тогда имела в виду? Ты что думаешь, если ты выйдешь замуж за богатого парня, он будет лучше того, что я тебе только что продемонстрировал?

– Так вы пошутили? – облегченно выдохнула я.

– Господи, дурочка ты еще все – таки. Говорили, говорили, а ты так ничего и не поняла. Вообще с тобой и не надо было ни о чем говорить. Иди, купайся.

Дядя Витя полез за новым червяком, а я молча стояла рядом. Ну и чего, спрашивается, он обиделся? Подумаешь, сказала, что выйду за богатого! Да кто об этом не мечтает вообще?

– Дядь Вить, ну что вы, правда… Можно подумать, все богатые плохие. Кому от этого будет хуже, если у меня будет состоятельный муж? Вы – то, поди, своей дочке не посоветовали бы за тракториста выйти?

– Не посоветовал бы. У меня ее вообще нет. Потому и с тобой, балдой, разговариваю, думал, научу чему… – махнул дядя Витя на меня рукой. – И богатые не плохие. Плохи те, кто за них замуж идет, сами из себя ничего не представляя, – он посмотрел на меня так осуждающе, что мне стало стыдно. И обидно.

– Почему вы так говорите? Откуда вы знаете, что я из себя представляю?

– Слышу! По твоим дурацким мировоззрениям. Сейчас ты школьница, интересна парням пока своей молодостью, может и влюбится в тебя какой – нибудь богатей. А потом? Кто из тебя будет без образования? Без профессии? Когда ты изо дня в день начнешь сидеть дома и превращаться в тетёху? Думаешь, он тебя будет просто так любить? За то, что когда – то ты была такой как сейчас?

– По – моему, вы перегибаете. Я буду за собой следить.

– Ладно, – вздохнул он, – иди купайся. Свою голову другому не приставишь. У меня своя логика, у тебя своя. Может, и не прав я…

Он начал ковырять землю в жестяной баночке с червями, выискивая, видимо, того, кто пожирнее, а я, подобрав платье, собралась уходить. Купаться больше не хотелось. На душе остался неприятный осадок. Тем не менее, молодость взяла свое, и легко отмахнувшись от каких – либо треволнений, я вприпрыжку взбежала на пригорок.

– Дядь Вить, – крикнула я напоследок.

– А?

– А бриллианты – то, правда, есть?

– Тьфу ты, зараза! – сердито плюнул он и демонстративно отвернулся, давая понять, что моя персона его больше не интересует. Я рассмеялась и сбежала с пригорка вниз.

– Все – равно у меня будет муж богатый! – пообещала я себе. Не зная еще, что потом я буду не раз еще вспоминать этот разговор, каждый раз анализируя его с новой стороны.

Дядя Витя к нам так тогда и не пришел. А через несколько месяцев он умер. И так и не узнал никогда, что каждый раз, вспоминая его, я испытывала чувство неловкости за тот разговор. Мне хотелось, чтобы дядя Витя знал, что его слова не прошли даром. Что я с другой стороны посмотрела на себя, и поняла, что он во многом был прав. И что долгое время потом я смотрела на себя через призму его слов.

Что я оценила все, что он мне тогда сказал, и в полной мере прочувствовала то, чего не досказал. Он не узнал и том, что я, поступив все – таки сначала в пед, бросила его, и через год подала документы в архитектурный.

Когда я сидела на лекциях по педагогике, то понимала, что не люблю детей. А посему буду самой настоящей Марьванной, которую дети ненавидят и за глаза называют кикиморой. Пусть поздно, но передо мной все – таки встал вопрос, а кем же тогда быть, если не Марьванной?

Выдержав бурю негодования со стороны бабушки, заверив ее, что мой диплом сгодится потом не только для того, чтобы «им стенки мазать», я четко определила для себя, что это именно, чем я хочу заниматься.

Это было сложно, но как же я счастлива теперь, что сделала тогда именно этот выбор! Боюсь представить, как бы я сейчас жила, если бы стала учительницей. И как же прав тогда был дядя Витя, – моя жизнь пошла бы совершенно по – другому сценарию…