Марина Шиндлер - Комната с видом на звезды (СИ)

После прогулки бабушка заходила к нам. Когда умер дедушка, мы все уговаривали бабушку перебираться в нашу квартиру, но она отказалась.

— Я всю жизнь прожила в том доме, и теперь не собираюсь бежать от призраков, — посмеиваясь, говорила она. — Да и Зевсу совсем не понравится, что придется засыпать в новой постели, правда, малыш?

И лопоухий бигль с протяжным лаем бросался к ней. Бабушка хохотала, гладила его блестящую шерсть и терпела прикосновения мокрого прохладного носа. Сегодня бабушка ужинала с нами, предвкушая мой рассказ о первом дне в институте. Зевс бегал по кухне, то прячась под столом, то сворачиваясь около стены. Отец подшучивал над ним, кидая поролоновый маленький мячик к его лапам. А мама уже раскладывала по тарелкам мое любимое блюдо, — макароны и обжаренное до корочки мясо. От еды исходил изумительный запах, и я тут же принялась уплетать порцию. Пользуясь моментом, мама атаковала бабушку расспросами о ее здоровье, давлении и своевременном приеме таблеток. Бабушка авторитетно заявляла, что о медицине ей известно больше всех присутствующих, а потому она не нуждается в лекциях.

— Тебе пора понять, моя дорогая, что еще не изобрели такой таблетки, от которой я проснулась бы однажды утром и вновь обратилась двадцатилетней девочкой, — посмеивалась бабушка.

— Так, а ты, разведчик? — отец кивнул мне, подмигивая. — Чего молчишь? Рассказывай давай, как там у тебя на фронтах? Как институт?

— Все просто улет! — заявила я. — Бабуль, я не знаю, где стенд с фотками преподов, особо времени не было поискать, завтра может. Зато я видела памятник студенту.

— Он еще цел? — покачала головой бабушка.

— Еще как цел, — усмехнулась я. — Сегодня два типа пытались прицепить ему на голову горелку!

О том, что среди этих типов был Давыдов, которого хорошо знали все в моей семье, я говорить не стала. Максим служил основным объектом для подшучиваний отца и надежд мамы в отношении моего будущего. Последнее я не разделяла, поэтому старалась по возможности не упоминать о Максиме.

— Вандалы! — захохотал отец.

— Потом пришел препод и пригласил их на беседу, — продолжала я. — Не знаю, что им теперь будет, расспрошу, если еще пересечемся…

После ужина мы пили чай, а мама рассказывала про некого Сережу Вяткина, который в объяснительной написал, что отсутствовал всю неделю в школе, так как хоронил ежа. Мы смеялись, я смотрела, как от моей кружки поднимался пар, и это было самое уютное зрелище на свете.

Я забежала в комнату, собираясь показать родным свой студенческий, который был заброшен в стол. Открыв ящик, рука нащупала гладкий снимок, и я удивилась. Это была та самая фотография бабушки в университете вместе с сестрами-близнецами. Но я не припоминаю, чтобы клала фото сюда. Может, оно выпало из альбома в прошлый раз, а мама забросила ко мне в ящик?

Я взглянула на изображение и улыбнулась. Бабушка была очень красивой, — необыкновенное сочетание юного лица и мудрого, проницательного взгляда. Из коридора послышались шаги. Это пришла мама и решила узнать, чего я тут копаюсь.

— У вас в глазах один огонь, — она приобняла меня за плечи, глядя на бабушку. О нашем сходстве с бабушкой говорили все родственники, и мне это было безумно приятно, хоть я и считала, что они мне льстят. И тут что-то показалось мне странным. Что-то на самой фотографии. Я вглядывалась в изображение, которое, как мне казалось, прочно впечаталось в память, но ничего не находила. Мама настойчиво пыталась вернуть меня к реальности и к столу, поэтому пришлось отложить фото обратно в ящик. Но внезапно возникшая тревога продолжал звенеть еле слышным колокольчиком в голове.

Вскоре бабушка засобиралась домой. Зевс вертелся у входной двери, явно скучая по родному коврику, лежащему у кровати хозяйки. Тогда я накинула олимпийку и отправилась провожать бабушку.

***

На утро стояли две лекции по анатомии, затем лекция по гистологии и органической химии. Как и договаривались, мы встретились с Настей у ворот университета, придя практически в одно и то же время, и вместе пошли в аудиторию.

— Кстати, если ты не в курсе, мы с тобой в третьей маленькой группе, а вон наш староста, Паша Кобзев, — информировала меня Настя, когда мы заняли два места на пятом ряду. Я проследила взглядом в указанном направлении и увидела пухленького паренька, с серьёзным видом разглядывающего остальных студентов. Помимо воли я засмеялась, — ну как в семнадцать лет можно иметь такое выражение лица? Как будто вся тяжесть мира поселилась в его капюшоне! «Может и правда поселилась!» — оговорил меня голос совести.