И. Пермяков - Бард. Том 2. Дети Дракона

– Потому что в глубине кроны этого дерева есть одно очень полезное дупло.

– В котором живут пчелы, делающие неправильный мед, – фыркнул Мил, – я уже давно не верю в сказки, моя Диана.

– Может быть, – повела та плечом, – только вот в этом дупле иногда можно найти удивительные вещи.

– Да? И какие же? – безмятежно спросил Мил.

– Ну, к примеру, письмо на красивой синей бумаге, написанное изумительным по красоте шрифтом, начертать который мог только один человек.

– Ты не перепутала цвет, моя дорогая?

– Ну что ты, милый, – дрожащим от возбуждения и обиды голосом произнесла графиня, – ты можешь его прямо сейчас и посмотреть.

Она достала письмо из складок своего платья и протянула его Милу.

Тот невозмутимо взял его в руки, развернул и прочитал вслух:

Здравствуй, я осмелился написать это письмо….

Нет, не так, я не мог не написать это письмо, потому как мои чувства переполняют эмоции, справиться с которыми мне не только невозможно, более того, я просто не желаю с ними справляться, я не хочу даже пробовать сдерживать их в себе, а потому вынужден просто сидеть взаперти, чтобы ненароком не выдать их, и тем самым не скомпрометировать Вас.

Нет, не Вас, Тебя, ибо нельзя называть человека, любовь к которому просто сжигает тебя, на Вы, это неправильно, так не должно быть. «Вы» не про любовь, ей веет аристократическим снобизмом и гипертрофированным этикетом. «Ты» – ты любовь моя, моя желанная и недоступная. Еще недавно, когда мои губы касались твоих губ, я был на седьмом небе от счастья обладания твоими губами, и хоть эти поцелуи были робки и мимолетны, восторг овладевал каждой клеточкой моего тела. Мне хотелось воспарить с Вами, увести Вас туда, где никто не мог бы помешать насладиться этим чудным мгновениям поцелуя, когда Ваши самые нежные на свете губы дарили мне ласку и радость. Где никто не мог бы помешать Нам сомкнуть свои руки в объятьях, чтобы выразить ту радость обладания друг другом, которую Вы, как я надеюсь, хоть вполовину испытываете ко мне. Впрочем, я опять скатился на Вы.

Я знаю твой ответ, не говори его вслух, ибо слова могут разрушить очарование и сделать мне еще больнее. Я безумен Тобой, я знаю это без твоих слов. Но нет, это не безумство. Безумством было то время, когда я захотел тобой обладать, хотел покорить эту, как мне тогда казалось, надменную и неприступную женщину. Безумство было, когда ты, когда ты позволила мне это сделать. Вот что такое безумство. А сейчас это страсть, это неизлечимая болезнь под названием ЛЮБОВЬ. Я заболел этой сладкой и мучительной болезнью, и нет никакой надежды на выздоровление. Я болен, и я погибаю в этой страсти, и прошу тебя об одном – спаси меня…

– Ну да, это мое письмо к тебе, – недоуменно произнес Мил, поднимая глаза на графиню. – Только мне не совсем понятно, что оно делало в дупле некоего дерева.

– В каком смысле твое письмо ко мне? – растерялась графиня.

– В прямом, это письмо Рон должен был передать тебе, в храме, который как мне помнится, ты систематически посещаешь. Я только не понимаю твоего изумления, ты просила меня хоть изредка писать тебе, а когда я выполнил твою просьбу, пытаешься уличить меня в каком-то несуществующем обмане.

– Не лги мне, мой милый бард, – каким-то хищным тоном произнесла графиня.

– Вот уж и не собираюсь, – безмятежно посмотрел ей в глаза Мил. – Я никогда не говорил тебе, что я патологически честен, иногда я укоряю в этом сам себя.

– Тогда, что это письмо делало в дупле дерева?

– Да я-то откуда знаю, это можно спросить у Рона, как только он вернется из долгого путешествия за вином.

– Думаю, что он уже вернулся и дисциплинированно ждет за дверью.

– Вот и славненько, я потом его порасспрошу, мне и самому интересен ход его действий.

– Было бы правильнее это сделать при мне, – с холодком произнесла графиня.

– Вот ещё. Уж со своим слугой я разберусь как-нибудь сам, – отрезал Мил.

– Хорошо, допускаю, что с этим письмом могло произойти недоразумение, но что ты скажешь про это письмо? – и графиня, словно фокусник, достала свернутый зеленый листок.

– А я что-то должен сказать? – удивился Мил.

– Еще бы, – разозлилась графиня.

– Это письмо написал я, и адресовано оно было совершенно другому человеку, мне очень жаль, что оно попало к тебе.

– Можно узнать имя этого человека? – хриплым голосом произнесла графиня.

– Вот уж нет. Могут у меня быть свои тайны?

– Нет, не могут, – почти прокричала графиня, – или ты сейчас говоришь мне правду, либо окончишь свои дни в одной уютной камере под замком Шуаси.