Дмитрий Самойлов - Художник. Сборник произведений

– Я это не подпишу без юриста, – сказала Катя и холодно посмотрела на них.

Те переглянулись и зашептались. Ее взгляд стал еще холоднее. Она сказала четко:

– Если вы хорошо воспитаны, то должны знать, что шептаться о своих делах в присутствии других людей неприлично, в присутствии дамы – тем более, – ее глаза широко раскрылись, поблескивая. – Она может подумать, что вы говорите про нее то, что невозможно произнести вслух! Убирайтесь!

Они опять переглянулись. Один хотел что-то сказать и открыл было, рот, но Катя опередила его. Она схватила со стола вазу, вынула из нее цветы и быстрым движением запустила ее в их сторону. Ваза разбилась о стену, окатив их множеством осколков. Они нагнулись и, схватившись за головы, выбежали из кабинета.

– Вот так одна деталь портит все впечатление, – сказала Катя, успокоившись. – Дорогие костюмы, ну и что? Встречают по одежке, а провожают по уму. Один неверный мазок или украсит или испортят картину. Наш художник меня поймет.

Она победно посмотрела на меня и улыбнулась.

Вошла горничная и стала подметать пол. Она повернулась к нам спиной и наклонилась. Сергей Иваныч принялся разглядывать ее с задумчивым выражением на лице. Брови его то поднимались, то опускались. Он отводил взгляд, но ненадолго. И его глаза вновь устремлялись к заветной цели. Я тоже рассмотрел горничную как следует. Это была женщина лет 30 с круглым лицом и слегка полная на вид. У меня создалось впечатление, что она специально повернулась к нам спиной, чтобы продемонстрировать свои формы. Ей было, что показать, и она знала, что на нее смотрят. Она, видимо, не раз так делала везде, где ей приходилось работать. Катя, оценив обстановку, сказала:

– Идите лучше делом займитесь, вы оба! Вы, Сергей Иваныч, всегда говорили, что у вас полно работы. Вот и работайте! А вы, – обратилась она ко мне. – Берите свой мольберт и марш на прогулку!

Она посмотрела на нас с укоризной и добавила:

– Хватит здесь таращиться!

– Да, действительно, что-то я засиделся. – Сергей Иваныч встал, задвинул стул и пошел к двери.

– Спасибо за компанию, я пойду к себе, – сказал он, открывая дверь.

– Я тоже пойду, пожалуй, – сказал я и вышел за ним.

Уходя, услышал, как она отчитывает горничную: «Поменьше крутите задом, здесь не публичный дом!» Я шел по коридору и думал: «Выходит, я должен ловить ее настроение; если она злится, то лучше подождать, когда она успокоится, и взгляд ее станет лучистым и добрым. Чтобы не попасть под „горячую руку“ запустит в меня вазой, а если… – тут я вспомнил про графин с водой, который стоял на ее столе – он, наверное, очень тяжелый».

Тем временем Катя продолжала отчитывать горничную.

Она вперила в нее презрительный взгляд и сказала резко:

– Зачем вы пришли сюда? Работать?

– Да, мадам… – она вдруг заплакала и, отвернувшись, стала медленно сползать по стене, всхлипывая. Затем повернулась и затрясла головой:

– Да, да… Да!

– Прекратите истерику! – Катя с размаху ударила ее по щеке.

Девушка замолчала, вытирая слезы.

– Не увольняйте меня. Прошу вас, – сказала она сдавленным голосом. – У меня двое детей.

Она жалобно посмотрела на Катю.

– Хорошо. Я не уволю вас. С завтрашнего дня будете приходить ко мне в кабинет для уборки, каждый вечер.

Катя подошла к окну и медленно, заложив руки за спину, сказала:

– Мне нужны ваши глаза и уши. Везде, где сможете. Вечером расскажите, что слышали и видели.

Она обернулась и добавила с улыбкой:

– Даже больше уши, чем глаза. Все равно многое увидеть вы не сможете. А вот услышать всегда легче. – Катя погладила пальчиком по обоям и задумчиво продолжила, глядя прямо перед собой:

– Кто? С кем? Когда? И где? Что говорят?

Она отвернулась к окну, продолжая:

– И вот еще что…

– Что?

– Попытайтесь выяснить, куда ходит художник и с кем?

– Он ходит один. Я это и так знаю.

Катя согласно кивнула головой:

– Ну что, договорились?

– Что скажет управляющий? Он занимается расстановкой прислуги…

– Меня не волнует, что он скажет! – Катя резко повернулась к девушке, – наплевать на то, что он скажет!

– Да, конечно. Я все сделаю.

Катя улыбнулась в ответ:

– Ты умная и хорошая. Я в тебе не сомневалась. Как тебя зовут?

– Вера.

– Вот и хорошо, Вера, – она отвернулась к окну и замолчала, сомкнув губы, о чем-то думая.

Горничная попятилась и, тихо отворив дверь, вышла.

* * *

Сергей Иваныч сидел за столом и, приложив мобильный телефон к уху, слушал. Он переводил тревожный взгляд с одного окна на другое. На озабоченно-усталом выражении его лица отчетливо проступали морщины. Лучи солнца, падающие из раскрытого окна, подчеркивали этот отпечаток времени, так четко, как никогда. Он вообще крайне редко смотрел на себя в зеркало. Делал это лишь по необходимости. Зато других любил рассматривать. Особенно когда собиралось много людей, в людных местах, куда его иногда просила отвезти Катя. Его колкий внимательный взгляд выдавал в нем профессионала. Он быстро окидывал взглядом присутствующих, подмечая все детали, на которые следует, по его мнению, обращать внимание. Это был первый заход. Вторым заходом он дорисовывал картину. Она отпечатывалась в его голове словно схема с пунктирными, красными линиями и стрелками, т.е. со всем необходимым арсеналом знаков, понятными лишь ему одному.