Irina Smychkova - Твои краски. Искусство требует жертв

Толпа людей медленно продвигалась все дальше и дальше, вглубь зала. Стоя сбоку от входа в зал, я приветствовала гостей, улыбаясь всем этим незнакомым людям. И все равно была надежда на то, что вот-вот именно из-за спины этого седого мужчины выйдет он и скажет о том, какой он дурак… Но его все не было, а приток гостей заканчивался. Когда уже все, наконец, зашли в зал, тогда я поняла, что он сегодня не придет.

Шампанское слишком терпкое, сделав один глоток, ставлю бокал на поднос официанту, тот учтиво кивает и исчезает.

– Тем более сильно стали распространены копии! Возьмем даже Париж, – еще минуту и я не выдержу этого нудного разговора с местным критиком. – Там сплошь и рядом везде копии! Просто возмутительно! – седой, внушительных размеров мужчина жестикулировал руками и, по-моему, допивал четвертый бокал шампанского. – Поэтому я вам говорю, Джессика, когда-нибудь и ваши работы будут копировать, поэтому труд художника совершенно напрасен!

– Спасибо, мистер Голдмен! Я вас услышала! – стараюсь оборвать этот пьяный бред, но в глубине души его слова меня задели.

Николас Голдмен – местный критик Портленда. В высших кругах его не особо жалуют, но посещать мелкие выставки, такие как мои, например, он очень любит. Мне грех на него жаловаться. Полгода назад была моя вторая выставка, на которой было намного меньше работ, нежели на этой. Тогда мистер Голдмен приобрел две моих самых дорогих картины, чем меня очень выручил. Я тогда копила на квартиру и деньги мне пришлись весьма кстати.

– Прошу прощения, мне придется вас оставить, мистер Голдмен.

– Ох, дорогая мисс Уильямс, запомните мои слова, – вкрадчиво, с иронией произнес критик и как-то странно посмотрел на меня.

Я не задерживаю на нем взгляд и поспешно удаляюсь в ту часть зала, где меньше людей. Мне нужно пространство и уединение, но в помещении, где свыше ста человек, я его не получу, поэтому делаю вид, что внимательно изучаю свой натюрморт с цветами, и углубляюсь в мысли.

На душе мерзко. Как он мог не придти?! Он же знал, как я готовлюсь к этому дню. От этой мысли становится горько во рту. Еще этого не хватало! Плакать я точно не буду! Тем более на моем мероприятии. Чувствую себя брошенным щенком, от которого отказались хозяева. Брошенный и преданный.

Помню все, будто это было вчера. Его слова: «Я устал от нас. Больше так продолжаться не может…». Как продолжаться? У нас все было не просто хорошо, у нас были идеальные отношения, такие снимают в голливудских мелодрамах или пишут в слишком хороших романах.

Я – художник, он – фотограф. Мои снимки были везде в нашей съемной квартире. На стенах были в основном коллажи, попадались снимки, где мы были вдвоем, но в основном это была я. Спящая, радостная, грустная, веселая, злая. Снимки полностью отражали меня такой, какая я есть. Над кроватью висел мой портрет, огромный, черно-белый. Он никогда мне не нравился.

…Помню, как внезапно мы решили поехать на побережье, где стоит заброшенный маяк. Была пасмурная погода, и обещали шторм. Дул сильный холодный ветер и волны с силой разбивались о скалистый берег, превращаясь в пену. Он стал меня в очередной раз фотографировать, внезапно, без предупреждения, что всегда жутко раздражало меня. Отступив от него на несколько шагов назад, я начала смеяться, сама не зная почему…, наверное, от счастья. Он опустил фотоаппарат и его голубые глаза светились нежностью, он с улыбкой произнес: «Я люблю тебя, Джесс…».

На меня небо упало в тот момент. Я осознавала, но не верила своим ушам, что он действительно сказал это мне в первый раз после года отношений. Тогда мне показалось, что за спиной выросли крылья, и я взлетела высоко в пасмурное небо, и оно озарилось светом на много тысяч миль. В тот момент он и сфотографировал меня.

Я сама до сих пор не понимаю, что же выразилось в тот момент на моем лице – видимо, поэтому снимок мне и не нравится, будто на нем не совсем я.

Я писала его.

Как он фотографировал меня, так я его рисовала, таким, каким видела. Внимательным, жизнерадостным и невозможно красивым русым красавцем, который улыбается доброй и завораживающей улыбкой. Определенно, я сначала влюбилась в эту улыбку, потом в него самого.

Серые кирпичные стены в квартире были также расписаны мной. Особенно нравился его графический портрет на всю стену в гостиной. Я писала везде, где можно было. Где-то это были просто брызги краски с потеками, где-то пейзаж, где-то причудливые узоры, которые непонятно что обозначали. Я просто писала.