Вадим Черновецкий - Формы и содержание. О любви, о времени, о творческих людях. Проза, эссе, афоризмы

– Рассказывай! – усмехался я. – Кто ж тебе поверит!..

– Хорошо! – обиделся Денис. – Предположим, что лагерь спалил я. Заметь, что никто не пострадал, поскольку был пересменок. Сгорели только здания. Я вот детей от мучений избавил, от навязанного общения с бычьём. А ты, что ты полезного сделал за это лето?.. То-то!

Классе в 8-м Денис повадился приносить в школу апельсиновый сок со спиртом.

– Юноша, пьющий вино, добавляет огонь к огню, – предостерегал его я античной цитатой.

– Надо испить до дна кубок жизни! – восклицал Денис. – Надо познать ее во всей полноте!

– А спирт-то точно медицинский? – спрашивал я.

– Как пить дать! – уверенно отвечал Денис.

– Ну то есть точно, да?

– Ну, он стоял у мамы в холодильнике. Зачем бы ей было ставить к еде технический спирт?

– Ну ладно, – согласился я на уроке английского. – Давай попробую.

На вкус это оказалось как стальной лимонад.

Вскоре слух о нас прошел по всей Руси великой, и бутыль стала циркулировать по группе.

– Истинно говорю вам: медицинский! – заверял Денис одноклассников. – Вот вам животворящий крест!..

– Ну, раз так… – согласно кивали ребята. – То конечно.

Испробовали его амброзию Миша Захаров, Лёша Иванников, Сережа Коренков. Все пили и нахваливали.

– Силён, крепок, бродяга! – удовлетворенно восклицали они, смачно крякая.

Через год Денис вдруг заявил, что спирт оказался техническим.

– Чудовище! – возопил я в ужасе. – Так почему же мы тогда не ослепли, как Гомер?

– Нас спасла вера в Слово, – задумчиво ответил Денис.

В 11-м классе Денис повадился писать послания Богу и дьяволу. Причем красной ручкой – под цвет крови – и на обратной стороне контрольных по алгебре.

– Правильно, – хвалил я. – Если общаться, то только с равными.

– Смотри! – воскликнул он как-то в кабинете русского. – Число апокалипсического зверя! Это послание мне от дьявола!..

На полке корешками к нам стояли три учебника для 9-го класса, перевернутые вверх ногами.

В детстве мы с Денисом, возможно, убили несколько человек. Мы любили выходить на переменах в школьный двор и кидаться обломками кирпичей через стальной забор, за которым был двор жилого дома. Результатов нашего творчества мы не знали, так как за забором было не видно.

– Ничего, – говорил Денис. – Криков не было – значит, не попали.

– А может, наповал? – возражал я.

– Может, и наповал, – соглашался Денис. – Ладно, пошли на литературу.

И мы шли обратно в школу – на лекцию о нравственном поиске Льва Толстого.

В детстве мы с Денисом были декадентами и любили бродить по всяким трущобам. Как-то раз мы исследовали мрачные промышленные районы Юго-Восточного округа Москвы. Спускаясь с холма, ведущего к железной дороге, мы наткнулись на труп собаки.

– Плохой знак, – настороженно заметил Денис.

– Отчего же? – ответил я. – Это смотря в какой эстетике. В нашей эстетике это знак того, что мы на верном пути.

Мы спустились к рельсам и пересекли несколько путей. Оставался последний. Перейти его было не так просто, поскольку он находился в железобетонном углублении. Мы зашли в это углубление, но подняться к другой его стороне не могли, поскольку лестницы не было. Мы пошли по глубокой для нас ложбине, прямо по шпалам, в надежде, что подъем на другую сторону всё-таки появится.

Когда мы отошли от спуска уже достаточно далеко, раздался характерный шум.

– Поезд! – вскричал Денис. – Нам отсюда не выбраться! Мы умрём здесь в конвульсиях! Так вот что значила та собака!..

– Бежим! – проорал я. – Может, там будет подъем хоть куда-нибудь!

Мы со всех ног бросились вперед. Мы бежали минут пять. Шум не стихал, но и не нарастал. Самое главное – поезда так и не было.

– Листья! – воскликнул я. – Это не поезд. Это ветер в листве шумит.

Мы остановились. Начиналась вторая жизнь. Вскоре мы нашли и подъем – правда, на ту же сторону, с которой спустились. Но после пережитого мы обрадовались и ему. В конце концов, то, что на первый раз это оказались листья, никак не отменяло того, что во второй раз мог приехать и поезд. Много лет спустя я узнал, что средний машинист электрички случайно давит по несколько человек в год. Извлекать трупы из-под колёс – такая же часть его работы, как и объявлять остановки, если не более важная.

Выбравшись из этой ложбинки, мы подожгли на радостях огромную кучу мусора у стены химического завода. Бумажки горели так весело, душевно и жизнеутверждающе, что от них занялись и большие доски, лежавшие в той же свалке. Мы честно попытались их потушить, но у нас ничего не вышло, и мы сбежали.