Ник Ремени - Башмаки с каемочкой

– Тогда идите за мной. У нас есть немного свободного времени.

Тышко короткими ногами засеменил от шумящего рынка с напряженной суетой в ту сторону, где город обрывался к речке, туда, где начинались холмы.

Едва успевали за ним. Миновали приземистые магазинчики, заготовительные пункты, разные конторы. Пошли мимо серых домов с усталыми, озабоченными людьми, которые только просыпались.

Дорога спустилась вниз, и перед нами открылась в своей неповторимости старая крепость. Островок неприступности, недосягаемости. Возвышалась над нами на горе, со всех сторон окруженная кирпичной стеной с небольшими бойницами.

Остановились, как завороженные. Сразу узнали купола, строительные леса. То, что видели из деревни. Ниже, на холме, открылась неизвестная панорама. Основной храм окружали старые здания, которые начали рушиться, но не потеряли своего величия.

Прятались в зелени деревьев. Издали недоступные взгляду. Даже представить не могли, что все это существует в нескольких километрах от нашего села.

– Что застыли? – усмехнулся Тышко.

Лицо его раскраснелось от ходьбы и начинающейся жары. Видно, давно наведывался в монастырь и соскучился по нему.

– Не представляла такую красоту, – призналась дочь, прикрывая маленькой ручкой, как козырьком, глаза.

– Здесь целый городок, – воскликнул я.

Тышко увлек нас к воротам в бывший монастырь. С левой стороны от них виднелись дверь и защищенное металлической решеткой окошко.

– Проходная, – объяснил Тышко.

Зашли в помещение. Там стояло пару вертушек, к которым прижималась кабинка охранника. В ней сидел знакомый мне дядя Петя. Смуглый, с черными волосами, мужчина, уже утративший свою свежесть. Несколько раз заходил к нам домой. Благо, жил в нашем селе.

Рядом с ним на столике лежали кусочки мелко порезанного сала, несколько помидоров и четвертинка магазинного хлеба.

Петя узнал нас, прикрыл еду бумагой и встал навстречу.

– Здоров! – протянул ему руку Тышко.

– Сегодня выходной, никого нет, – насторожился Петя. – Что вас сюда привело?

– Монастырь детям хочу показать.

– Гаврилыч, ты в своем уме? Это ж военный завод. Хочешь за решетку угодить?

– Старый город умирает. Сам бывший монах, знаешь. Мы с тобою видели эту красоту. А наши дети – нет. И, наверное, никогда не увидят.

– Возьму телефон, позвоню, куда следует. Другие виды придется созерцать.

– Не трясись! Прошли те времена. Уже ничего не будет.

– Хватит с меня. Пожить еще хочется.

– Уважь, Петя! Не мне – детям. Видишь, как у них глаза горят.

Петя колеблется с минуту. Оглядывается вокруг. Берет ключи.

– Только быстро! Не дай Бог, узнает начальство.

Ведет нас к старому знакомому, которого сегодня предстоит узнать поближе.

– Это собор Рождества Пресвятой Богородицы, – объясняет. – Сколько он видел на своем веку, сколько раз перестраивался, ни словом сказать, ни пером описать. Пережил смутные времена, крестьянские восстания, войны, революцию…

– Сейчас находится под угрозой исчезновения, – добавляет Тышко.

– Еще в летописях XII века неоднократно упоминался деревянный острог, на месте которого в конце XVI построили каменную цитадель, – продолжает бывший монах. – Называлась она Кремлем и была шестиугольной в плане, с круглыми угловыми башнями и квадратной надвратной.

Не случайно здесь поселились монахи, в случае войны защищали монастырь-крепость…

Подвел к трехэтажной постройке, в которой сейчас цех завода.

– В ней трудно узнать Иоанновскую церковь, – сказал. – Несмотря на внушительные размеры, ее одноглавый силуэт хорошо вписывался в ансамбль. После революции, когда монастырь ликвидировали, купол снесли. Церковь стала похожа на большой жилой дом.

– Здесь сейчас гараж, – объясняет Тышко, показывая на продолговатое одноэтажное здание.

Оно наполовину разрушено. Везде валяется металл, разлито масло, стены исписаны, закопчены.

– Смотреть больно на такую срамоту, – возмущается Тышко. – Не верится, что наши люди на такое способны.

Подходим к колокольне. Невольно останавливаемся, чтобы потрогать ее стены, пощупать руками историю.

И мы, и взрослые несколько минут стоим без движения. Мне кажется, что в такие минуты перед глазами проходит вся жизнь. Как на исповеди, о которой нам говорила бабушка: все хорошее и плохое.

– Теперь видите, что теряем? – обращается к нам с Надей Тышко.

– Постройки разрушаются, – говорит Петя. – На куполах нет покрытия, виднеются черные доски. Дожди и ветры убрали верхний слой штукатурки. В нескольких местах стены потрескались. Но все равно не оставляют людей равнодушными.