Ева Модильяри - Черный лебедь

– Я всегда буду благодарен вам за все, что вы сделали для меня, – сказал Эмилиано, беря булавку.

И двое мужчин попрощались, обменявшись крепкими рукопожатиями, в то время как гостиничный рассыльный уже взял багаж монсеньора Бригенти.

Ничего не изменилось в столовой виллы «Эстер» с тех пор, как я была здесь в первый раз с Эмилиано: те же потолки с лепными фризами, та же шелковая обивка на мебели, то же фамильное серебро на столе. Мы ужинали вдвоем с Эстер. Фабрицио придумал какой-то предлог, чтобы уехать, и нам никто не мешал. У Эстер в запасе было еще немало семейных историй, которые она хотела поведать мне, а у меня много вопросов, чтобы задать их ей. Молчаливое присутствие слуги-филиппинца, который подавал кушанья на стол, нам не докучало.

– И в плохом, и в хорошем Эдисон был незаурядным человеком, – сказала Эстер. – И это, возможно, как-то отразилось на детях. Сравняться с ним в делах было слишком трудно, поэтому они погрязли во всяческих раздорах и распрях. Их энергия уходила больше на соперничество между собой, чем на реальную деятельность в интересах издательства.

Я лишь кивала, слушая ее очень внимательно и стараясь удержать в памяти все, что она говорит.

– Так было, когда Лола и Валли объединились против Джанни, – продолжала хозяйка дома. – Это была грубая ошибка. Джанни – гений предпринимательства, и без него фирма начала приходить в упадок.

Я знала все о том, как Джанни Монтальдо был вытеснен сестрами из издательства, все о его изгнании из семьи. Эмилиано рассказывал мне об этом в подробностях.

Это случилось в восемьдесят втором году, и Джанни был коммерческим директором издательства, когда его зять, Коррадо Кайзерлан, обнаружил, что тот принимал дорогостоящие подарки от некоторых крупных поставщиков. Таков был Джанни с самого детства. Он никогда не мог устоять перед искушением урвать себе лишнюю долю, хотя и приносил своей деятельностью гораздо большую пользу.

Решение об исключении Джанни было принято на бурном семейном совете. Предостережения, с которыми выступил Эмилиано, и неодобрение этой слишком радикальной меры, с которым выступила Эстер, не повлияли на приговор. Верх взяла коалиция Лолы и Валли вместе с их мужьями.

– Монтальдо никогда не кусает Монтальдо, – напомнил им Эмилиано изречение старого Эдисона. – Если вы нарушите этот принцип, вы долго будете расхлебывать последствия.

Но никто не послушал его. А вскоре после этого Джанни уступил свою долю, равную двадцати процентам от всего пакета акций, Джованни Ровести, старинному конкуренту издательства «Монтальдо». Сам же переехал в Бразилию и там извлек большую пользу из своего исключительно предпринимательского таланта. Он создал фабрику керамической плитки и очень скоро захватил весь бразильский рынок, а впоследствии и американский. Со временем он перебрался в Соединенные Штаты, и в настоящее время имя Джанни Монтальдо числится в списке самых богатых людей Америки. По меньшей мере, двое из десяти американцев имеют у себя дома пол, облицовку кухни или ванной из плитки, произведенной на предприятиях Монтальдо. Что же касается сестер, то они очень скоро и весьма болезненно ощутили плоды своей глупости. Со временем им пришлось за двойную цену перекупать те акции, которые Джанни продал Ровести. На эту акцию по восстановлению семейного предприятия ушла даже часть их личного состояния.

Мой ужин с Эстер превратился в бесконечную беседу, а кушанья на нашем столе стыли под красноречиво-жалобным взглядом слуги-филиппинца.

– Уже восемь лет, как я не видела моего Джанни, – пожаловалась она, и в голосе ее прозвучала материнская грусть. – Я знаю, что время от времени он возвращается в Италию, но никогда не приходит навестить меня. Ограничивается телефонными звонками. Присылает мне цветы и подарки, но не хочет видеть меня. В его глазах я виновна в том, что не помешала своим дочерям исключить его из семейного дела.

Я слушала и молчала, зная, что она не ждет от меня пи сочувствия, ни утешений. Годы смягчили ее прежние горести, а новые она принимала со спокойной мудростью человека, который много пожил на свете.

– Дочери, – продолжала она. – Такие разные и в то же время такие похожие, они вечно ссорятся между собой, но готовы тотчас объединиться, если считают, что перед ними общий враг или общая цель. Каждая из них всегда была убеждена, что ее я люблю больше, чем другую, а я не делаю между ними абсолютно никакого различия. Лола родилась из мечты, – сказала она, взглянув на меня горячим испытующим взглядом. – Много раз я собиралась сказать ей правду о ее отце, но так и не нашла в себе достаточно храбрости, чтобы сделать это.