Ева Модильяри - Черный лебедь

Был конец мая. В воздухе чувствовалось приближение лета. Хотя на политическом горизонте сгущались военные тучи – год назад германские войска вторглись в Польшу, оккупировали весь север Франции, – эхо огромной трагедии, в которую впоследствии будет вовлечен весь мир, до виллы «Эстер» доходило ослабленным. Здесь главной темой для беспокойства были приближающиеся роды синьоры Монтальдо.

Эмилиано, Джанни, Валли и мадемуазель Ювет вошли в увитую дикими розами беседку, стоящую в конце аллеи, и засмотрелись на спокойную сонную гладь озера. Это место было самым спокойным и тихим в парке.

Через минуту дети уже отвлеклись от белокрылых парусов и озера, и каждый занялся своим делом. Восьмилетняя Валли вышивала платочек в подарок матери; Джанни, самый младший, которому едва исполнилось пять, колотил как сумасшедший в жестяной барабан, а Эмилиано начал не слишком уверенно декламировать стихи Кардуччи о кипарисах – он готовился к экзаменам за пятый класс начальной школы.

Его нудное, заунывное бормотание раздражало пожилую гувернантку почти так же, как глухой рокот барабана, терзаемого Джанни. Особая деликатность и сложность момента, вынуждавшая держать детей на почтительном расстоянии от виллы, заставила ее отказаться от ежедневного послеобеденного отдыха, который она обычно сдабривала хорошим стаканчиком красного вина, и теперь, когда она сидела в удобном плетеном кресле, ее веки все время стремились закрыться, а голова норовила упасть на грудь. Когда Джанни наконец-то перестал бить в свой барабан, мадемуазель, несмотря на все усилия оставаться бодрствующей, незаметно для себя задремала.

Валли толкнула младшего брата локтем.

– Мадемуазель Ювет в своем репертуаре, – прошептала она довольно.

– Оставь ее в покое, – предупредил Эмилиано, перестав бормотать про свои кипарисы.

Валли ехидно возразила:

– Пока она спит, мы можем вернуться в дом и поглядеть, что там происходит.

Но Джанни, чтобы досадить сестре, снова принялся колотить в барабан прямо под ухом у воспитательницы, и она тотчас проснулась.

– Как обычно, ты всем мешаешь, – сурово начала она. – Когда твой брат занимается, ты должен соблюдать тишину, понял?

– Понял? – передразнила ее Валли, надеясь, что Джанни уймется и мадемуазель опять попадет в объятия Морфея, как любила выражаться их мать.

Ей очень хотелось приблизиться к вилле, чтобы понаблюдать за таинственными событиями, которые там совершались.

Через несколько минут глаза мадемуазель снова закрылись, и гувернантка впала в глубокий сон. В последнюю секунду она хотела было возмутиться нахальством девочки, которая открыто насмехалась, передразнивая ее акцент, но не выдержала и дала себя победить освежающему сну. Тем более, что толку она все равно бы не добилась – детки богатых все одинаковы. Гувернантка привыкла к избалованности этих отпрысков, выросших в достатке. Дети лишь терпели ее с видом превосходства – еще бы, ведь они имели могущественных союзников – своих родителей, готовых всегда защитить свои чада. Знала она и то, что они издеваются над ней за ее пристрастие к вину, но и на это смотрела сквозь пальцы. А что бы еще помогло ей выносить злую судьбу, которая толкнула ее в логово банды маленьких шалунов и негодяев?

Прошло уже двадцать лет, как она покинула свой провансальский городок, чтобы обосноваться в Италии, где переходила из семьи в семью, повсюду сталкиваясь со спесью родителей и наглым коварством детей. Все эти годы она мечтала о том моменте, когда вернется в свой веселый и чистый городок на юге Франции, чтобы спокойно провести там остаток своих дней. И вот теперь, когда немцы захватили ее страну, она имела еще одну причину, чтобы обратиться к помощи стаканчика. Утешало только одно: молниеносная война, обещанная Гитлером, конечно же, скоро закончится, закончится раньше, чем придет срок ухода на пенсию. А она уже отложила кругленькую сумму, которая за это время наверняка увеличится еще.

– Прекрасные кипарисы, кипарисы мои… – Эмилиано повторял стихи и думал о кладбище, которое увидел в день похорон деда, чье имя он носил.

Там тоже росли темные кипарисы, которые навели его на грустные размышления о дне Страшного суда, когда раскроются могилы и всемогущий господь призовет к ответу всех – и живых, и мертвых.

В чистом воздухе послышался рокот мотора: машина по аллее приближалась к дому.

– Эмилиано, – радостно воскликнула Валли, – папа приехал!