Анна Богданова - Молодость без страховки

– А вот Галька моя, – затянул он так, чтобы его все слышали, – такое может, что никто из вас не может! – Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – тук, тук, тук, тук, тук.

– Да ладно уж тебе, сиди да помалкивай! – попыталась заткнуть его бывшая супруга, дабы её любимый Генечка не раздражался лишний раз.

– Пошли мы как-то в сентябре с ней (т-п, т-п, т-п, т-п, т-п, – тук, тук, тук, тук, тук) в Коломенское, прогуляться. Смотрим, яблоня дикая растёт в укромном местечке. Ну так, что можно спокойно ободрать её и никто не заметит.

– Да ладно тебе, Гаврилов, – с набитым ртом вмешалась Калерина.

– Я рву яблоки, рву – уж полный пакет набрал, а Галюнчик стоит и странно на меня так смотрит.

– А она у тебя по-другому-то и не умеет, – прошипела Зинаида Матвеевна и с нескрываемой ненавистью посмотрела на соперницу.

– Стояла, смотрела и вдруг как ухватится за ствол, как потянет и (т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – тук, тук, тук, тук, тук)... С корнем выкорчевала! Представляете?! С корнем! Я прямо обалдел, честное слово! Домой принесла, все яблоки ободрала (мы из них потом варенье сварили), а дерево с балкона выкинула!

– Ага, – закивала головой Калерина, подтверждая слова супруга.

– Ну ненормальная, чего возьмёшь! – давясь от хохота, прошептал Константин Зорин (Милочкин муж) на ухо Авроре. Он вообще этим вечером всё своё внимание направил на нашу героиню, чем, естественно, привёл художницу-плакатистку в бешенство.

После третьей выпитой рюмки всё пошло своим чередом по заданному сценарию. Начались мелкие конфликты, послышались первые приглушённые возгласы недовольства:

– Чо тут этот Мефистофель делает?! Я вот не понимаю! Мамань! Ты бы, что ли, кого-нибудь одного звала: или меня, или его! – со злостью сказал Кошелев, указывая тяжёлым взглядом на Гаврилова.

– Генечка! Ну он всё же Аврорке отец! Не могла я его не позвать! – оправдывалась, словно девочка, Зинаида Матвеевна и, чтобы сменить тему, обратилась к старшему брату Василию: – Чо Полина-то не пришла?

Казалось, Василий Матвеевич только и ждал от сестры вопроса об измученной, истерзанной его постоянными изменами жене:

– Да заболела она. С температурой слегла.

– Что ты говоришь?! – участливо молвила Гаврилова, радуясь в душе, что Полина, как, впрочем, и Любаша с Виолеттой, не смогли прийти по причине болезни.

– Выздоровеет! Ты лучше меня послушай. Может, посоветуешь что!

– Что случилось? Что опять-то? – спросила Гаврилова.

– Вот именно что опять! Влюбился я, Зин! Вот что!

– Ну Вась, ей-богу!.. Ты хоть б уж на старости лет Полю-то не травмировал! Такая ведь хорошая женщина! Всю жизнь тебя терпела!

– А что я могу с собой поделать? Ну, что? Сердцу-то не прикажешь!

– Ой, Василий! Вот сколько я тебя помню – вечно ты...

– Да ты послушай, послушай! Лена (Ленкой её звать) работает уборщицей. Иду домой третьего дня, смотрю – баба на карачках ползает у моей двери! Пол моет, значит. Обернулась – молодая девка! В Москву приехала из Перми, в общежитии живёт. А какая там жизнь?! Сама понимаешь! Ну я и говорю – давай ко мне...

– А Поля? Полина-то как же? – обалдела Зинаида Матвеевна.

– И Поля с нами, – с поразительным спокойствием заявил он.

– Ой! Вась! Сведёшь ты её в могилу! Вот она и слегла на нервной почве!

– Ну а что я могу с собой поделать?! Я ж по-настоящему полюбил. Кажется... – Василий Матвеевич хотел было ещё что-то добавить, но в этот момент (как это обычно и случалось) его младший брат Иван, пропустив роковую для себя рюмку, каркнул во всю глотку, подобно вороне из крыловской басни, и его понесло:

– Я всю войну прошёл! А до Берлина не дошёл! Почему? Почему не я сорвал с рейхстага поганое фашистское знамя? Я вас спрашиваю!

Все замолчали и посмотрели на него.

– Да, да! Я вас спрашиваю! Почему не я сорвал... – и Иван Матвеевич заплакал.

– Ну, началось! – яростно прошипел Василий Матвеевич. – Слушай, Зинаид! Вот терпеть этого не могу! Как начнёт одно и то же, одно и то же! Зин! Ну честно, я ему щас по морде дам!

Зинаида Матвеевна принялась успокаивать Василия – мол, сиди, Васенька, ты ж знаешь Ивана – психанёт, ещё, чего доброго, драку затеет!

Владимир Иванович, хрустя солёным огурцом, весь обратился в слух. Он смотрел то на Ивана Матвеевича, то на его супругу, Галину Тимофеевну. Душа Гаврилова жаждала скандала – оставалось найти лишь зацепку.

Но Иван Матвеевич внезапно застыл на месте со слезами на глазах, он напряженно думал о чём-то – только вот о чём, Гаврилов, сколько б ни вглядывался в его лицо, понять не мог.